Сексуальная жизнь наших предков - [65]

Дорогая Ада, ты, должно быть, задаёшься вопросом, что заставило меня принять такое решение. На это я мог бы сказать, что ты сама уже довольно давно начала от меня отдаляться, что ты казалась безразличной, не заинтересованной в наших отношениях и лично во мне. Мог бы упомянуть, что поездка в Донору месяц назад оказалась для меня крайне неприятной (чтобы не сказать настоящей пыткой) и что несколько вечеров подряд ты буквально напрашивалась на пощёчину. Что так ни разу и не позвонила мне из Греции. Всё это правда, но дело не в этом. Если бы я по-прежнему любил тебя так, как когда мы решили жить вместе, я бы изо всех сил постарался тебя вернуть. Сколько всего сразу вспоминается... Адита-Адита, как же я тобой увлёкся, когда мы только познакомились – ты тогда ещё играла в этом разношёрстном хиппи-бэнде. А может, ты просто слишком отличалась от моих коллег и от женщин, с которыми я обычно встречался. Ты ведь была Дон Кихотом, и это мне понравилось, хотя другие идеалисты всегда действовали и продолжают действовать мне на нервы. Как же я тогда в тебя влюбился и как старался увести от того барабанщика из Pot Op – он ведь, помнится, плохо кончил. Какими мы были тогда молодыми, полными иллюзий... Ты изменилась с тех пор, не пытайся отрицать. Но и я тоже изменился.

Прости, Ада, прости, я снова отвлёкся. Ты знаешь, жёсткость не в моих привычках, но я должен признаться, что в моей жизни появилась другая любовь. Мы вместе уже почти год, так что тебе не стоит себя винить: твои депрессии последних нескольких месяцев никакого отношения к этому не имеют, это целиком и полностью моя вина. Я надеялся построить с тобой отношения на всю жизнь, надеялся, что мы состаримся вместе, как мои родители. Но не получается. Уже не получилось. Я даже немного побаиваюсь этих новых отношений. Боже, что я пишу? Я не имею права на твоё сочувствие или даже на снисходительность. Со всеми бедствиями, которые меня ждут, я должен буду справиться сам. Прости меня, дорогая, и иди дальше своим путём. Ты заслуживаешь кого-нибудь получше меня. Не звони мне в контору, подожди, я сам тебе позвоню. Просто черкни пару строк, если соберёшься уезжать из Болоньи, чтобы я знал, где тебя найти.

Обнимаю тебя со всей возможной нежностью, несмотря ни на что.

Джулиано

2

Ада положила письмо на тот же столик у двери, где обнаружила его, войдя в дом, и выдохнула. Этого она никак не ожидала. Джулиано изменял ей с другой. Джулиано ушёл от неё к другой! А она-то всегда думала, что крепко держит в руках поводья их отношений, что сама управляет своей судьбой, поощряя или отвергая усилия партнёра. Она ведь никогда даже не сомневалась в верности Джулиано, считая его слишком приземлённым и слишком расчётливым для адюльтера. И вот, поглядите-ка, Джулиано почти год наставляет ей рога! «Даже зная, что я, в отличие от других женщин в моей семье, не ношу драгоценностей, ему стоило осыпать меня бриллиантами», – подумала Ада и сама удивилась тому, что эта ироничная, даже, скорее, игривая мысль показалась ей совершенно пустячной, лёгкой, как мыльный пузырь или шутка в подростковой комедии. Где яростная реакция отчаявшейся, оскорблённой женщины, которую должно было вызвать письмо? Как ни странно, боли она тоже не чувствовала – разве что была озадачена, сбита с толку. Или внезапность этой новости попросту заморозила её инстинкты?

Она отнесла чемодан в спальню, которую нашла в абсолютном порядке, и отправилась на кухню, чтобы сделать себе кофе. Раковина, рабочий и обеденный столы, да и вся остальная мебель сияли чистотой. Кроме того, перед уходом Джулиано до отказа набил холодильник, старательно выбрав продукты с точностью до марок, которые обычно покупала сама Ада. Обнаружив даже упаковку любимого майонеза, та почувствовала волну нежности. «Бедняга! – инстинктивно подумала она. – Он заслуживает лучшего, чем ведьма с ледяным сердцем, которая вместо того, чтобы расплакаться, делает себе бутерброд с тунцом и салатом, стараясь... В общем, мне, наверное, должно быть стыдно, но, внезапно обретя свободу, я чувствую огромное облегчение».

Аде вдруг пришло в голову, что нужно покинуть этот дом, и чем скорее, тем лучше. Джулиано, может, и готов отсюда уйти, но ей тоже незачем оставаться. Она задумалась, не позвонить ли Дарии, чтобы сообщить новости и спросить совета, но поняла, что не желает выслушивать проповеди. Оставим это на завтра.

Она заглянула в свой кабинет – проверить, не приходило ли за время греческой поездки писем: Джулиано обычно складывал всю корреспонденцию ей на стол. И сразу увидела кремового цвета конверт из плотной дорогой бумаги, подписанный Лауреттой. Правда, на сей раз сердце у неё в груди не стало биться сильнее: всего час назад, только сойдя с трапа самолёта, она уже поговорила с дядей Таном и доктором Креспи из аэропорта. Оба казались довольными и были счастливы узнать, что она снова в Италии, хотя пока и не может приехать в Донору. Зачем же Лауретта, зная, что Ада каждый день в одно и то же время звонит из Эпидавра на «Виллу Гранде», пишет ей письма, вместо того чтобы дождаться очередного телефонного звонка и просто поговорить?