Сексуальная жизнь наших предков - [67]

– Если бы ты не явилась в Донору, он женился бы на мне, – с вызовом заявляла Ада.

– Если бы он на тебе женился, ты осталась бы теперь вдовой с пятью несовершеннолетними детьми, – взвизгивала Джинетта.

– В жизни не стала бы называть дочь Сабриной! Всегда ненавидела Одри Хепберн!

– Вот уж не понимаю, почему это. Она всем нравилась – такая элегантная...

– Точно-точно. Такая изысканная, аристократичная, недоступная – в общем, просто идеал для моей бабушки. Она даже заставляла нас с кузиной голодать и пить уксус, чтобы стать такими же худющими, как Одри.

Потом Ада вдруг оказалась одна в узком каменном коридоре. Она шла сквозь густой туман, который сперва слегка рассеялся от её движений, но тут же снова начал сгущаться. Страшно ей не было. Она молча шла вперёд, размышляя, кончится ли когда-нибудь этот коридор. Потом к ней вышел Фабрицио, ещё молодой – совсем такой, каким он был, когда возил её по окрестным полям на своей спортивной машине, высунув загорелый локоть в окно.

Ада даже не попыталась его обнять – не потому, что, как она знала из Гомера и Вергилия, от прикосновения он растворился бы, как дым, а потому, что не испытывала никакого желания это делать.

– Ну вот, теперь-то я наконец смогу с тобой поговорить, – сказала она сурово.

– Ты же знаешь: чтобы ответить, мне сперва нужно напиться крови.

– Разве не достаточно той, что перепачкала пассажирское сиденье «Джульетты», когда я потеряла девственность?

– Какой смысл вспоминать все эти замшелые истории вековой давности, Ада? Даже не пытайся заставить меня повиниться, со мной этот номер не пройдёт. Но раз уж мы встретились, я готов поговорить, хотя и вижу, что ты не принесла священной жертвы.

– Хочешь жертву? Вот тебе жертва: я, тогдашняя Ада! Я был несовершеннолетней, и стоило мне подать в суд, у тебя были бы большие проблемы.

– Какие проблемы? Я бы на тебе женился, а ты прекрасно знаешь, что по закону брак и сейчас аннулирует любое преступление.

– Но ты на мне не женился.

– И не жалею об этом. Ты была шлюхой, готовой задрать юбку на любом откидном сиденье, на какое только могла забраться.

– Я была невинна! По крайней мере, нетронута. Это ты меня всему научил.

– Джинетта никогда бы не позволила мне проявить к ней неуважение. Она была ещё девственницей, когда я на ней женился.

– Вот только не говори, что выбрал её именно за это. Что до меня, то тут, похоже, уважением и не пахнет.

– А с чего бы это я должен уважать наглых девок, готовых учиться всяким мерзостям? Ты, надо сказать, выучилась быстро. Тебе же это нравилось, правда? Тебя ни разу не приходилось уговаривать. Женись я на тебе, где гарантия, что ты не стала бы заниматься тем же самым у меня за спиной?

– У тебя за спиной? Никогда! Я что, тебе когда-нибудь врала?

– Ты врала своим родным. И тайком от них каталась со мной в машине. Чего же ещё мне было ожидать, кроме лжи? Ты не подчинялась бабушке, и мне бы не стала.

Ада аж задохнулась от негодования: если бы так с ней говорил кто-то из ровесников дяди Тана, она бы смолчала, но стерпеть подобное от Фабрицио никак не могла.

– Подчиняться, значит? Это так ты себе представлял наш брак? А я была и остаюсь свободной! – закричала она, инстинктивно взмахнув рукой, чтобы дать ему пощёчину. Но ладонь, как и ожидалось, не встретила сопротивления, лишь заставив очертания Фабрицио поколебаться.

– Чересчур свободной. В этом всегда и была твоя проблема, – презрительно усмехнулся призрак.

– Ну, я, по крайней мере, не назвала бы дочь Сабриной! Что за вульгарное имя! Хотя чего ещё ждать от выскочки, бездельника, тупого нувориша, читателя Eva Duemila^[64]... – все это Ада выпалила на одном дыхании, и с каждым эпитетом её ярость только усиливалась.

Она взглянула на свои ноги: не хватало ещё отправиться в царство теней босиком! Но нет, на ней были любимые «Camperos» с усиленным мыском. Тогда она глубоко вздохнула и изо всех сил двинула Фабрицио (точнее, призрак Фабрицио) в колено. На сей раз сапог не прошёл насквозь, что заставило бы её, как хотелось Гомеру и Вергилию, пошатнуться и отступить назад, – он вдруг встретил на своём пути твёрдую кость, которая с громким треском переломилась пополам, как сухая палка. Скелет Фабрицио, лишившись опоры, рухнул на камни и развалился на части. Последним упал череп. Ада пнула его ещё разок, и тот укатился куда-то вдаль.

До чего же абсурдными иногда бывают сны!

4

Пока Ада чистила зубы, мысленно отбирая свои вещи из шкафчика в ванной, чтобы уходя, не забыть сложить их в розовый нейлоновый пакет и забрать с собой, зазвенел телефон. Это был муж Дарии, Микеле, он звонил из банка, куда не так давно устроился работать.

– Слушай, ты вчера забыла у меня в машине бузуки^[65], так я оставил его у консьержа.

Интересно, знает ли он о Джулиано. Они приятельствовали, но, как это часто бывает между мужчинами, не имели привычки откровенничать, тем более о личной жизни. Да и потом, Микеле – парень с принципами. Даже если он в курсе «побега» её партнёра, дождётся, пока Ада выберет момент и сама расскажет всё Дарии. И пока этот момент не пришёл. Единственным человеком, которому она могла открыться, от которого хотела получить совет, был дядя Тан. Но сперва придётся поговорить с доктором Креспи и узнать, нет ли риска, что внезапно возникшие треволнения повредят его выздоровлению. А вот реакция Лауретты Аду не слишком беспокоила, хотя она знала, что кузина непременно воспользуется ситуацией, чтобы раскритиковать её образ жизни и наговорить гадостей.