Сексуальная жизнь наших предков - [66]

Сгорая от любопытства, она открыла конверт. Бумага была настолько плотной, что её пришлось разрезать ножом. Внутри оказалась одна только аккуратно сложенная газетная страница. К своему удивлению, Ада узнала издававшийся в Доноре ежедневник недельной давности, раздел некрологов. Неужели умер кто-то, о ком Лауретта не хотела упоминать при дяде? Она развернула страницу, прочла её – и второй раз менее чем за час ощутила странную нереальность бытия, теперь с оттенком далёкой приглушенной грусти. Казалось, все это происходит с кем-то другим, а не с ней, не с той, сегодняшней Адой, которая только что сошла с греческого рейса и узнала, что Джулиано её бросил.

Самый большой некролог в толстой чёрной рамке, увенчанной терновым венцом, начинался с имени, которого она уже долгое время не вспоминала.

Фабрицио Дарди,

наш горячо любимый отец, муж и сын,

украденный у нас неизлечимой болезнью,

скончался после продолжительных мучений.

Безудержно рыдающие

родители, жена Джинетта и дети:

Анна-Роза, Лидия, Сальваторе, Массимилиано и Сабрина.

Далее следовали десятки соболезнований. К семейному трауру присоединялись сотрудники страховой компании, в которой бывший счетовод Дарди числился президентом, друзья с Радужного пляжа, из авто- и яхт-клубов, Rotary и Lions^[61], Национального банка и банка «Сельхозкредит», Торгово-промышленной палаты, городской футбольной команды, служащие почтового управления, а также многочисленные частные лица, друзья и знакомые покойного.

Ада, много лет назад сознательно вычеркнув Фабрицио из жизни, давно о нем не слышала и не знала, что он стал почётным гражданином Доноры. Женитьба на Джинетте, думала она, вне всякого сомнения помогла ему в восхождении по социальной лестнице, но связи Ферреллов помогли бы не меньше. Интересно, почему он выбрал Джинетту, не став дожидаться, пока я закончу школу, пришла в голову следующая мысль. Как он вообще мог бросить меня ради другой? Знать, судьба моя такая – быть брошенной, заключила она отстранённо, словно подшучивая над кем-то малознакомым.

И тут же, безо всякого предупреждения, боль от измены Джулиано вдруг сдавила ей горло так, что она не могла вдохнуть, а живот пронзил резкий спазм, будто туда ударили ножом. Ей вспомнились первые робкие ухаживания этого молодого человека, одетого, в отличие от её коллег и странных друзей-битников, в строгий костюм, страстные объятия в машине на тёмном пустыре за ресторанчиком у церкви Сан-Лука, то, как крепко он сжимал её бедра, когда они занимались любовью на двуспальной кровати, купленной вскладчину в Rinascente, и как самозабвенно искал губами грудь, а после лёгкие и нежные прикосновения его рук, которые приглаживали ей волосы, раскладывая их по подушке... А сколько они вместе смеялись, сколько раз обменивались понимающими взглядами, сколько гуляли в горах, не говоря ни слова, только держась за руки и стараясь дышать в унисон...

Она вдруг поняла, что может точно сказать, когда именно решила, что да, можно попробовать пожить с ним вместе, пусть даже он совсем не похож ни на неё, ни на её друзей, ни на тех мужчин, кого она до тех пор считала привлекательными. Незначительная деталь, шутливая фраза, брошенная на вечеринке у общего друга – вот что её зацепило. Увидев, как она, поддавшись на подначивания одного из гостей что-нибудь сыграть, вскочила из-за стола и, откинув волосы со лба, ринулась к сцене, где музицировал крохотный оркестр, Джулиано громогласно прокомментировал: «Взгляните-ка! "Летит Лизетта, возомнив надменно, что сдался я – сбылась её мечта"»^[62]. (И с тех пор всякий раз, видя, как она ввязывается в авантюру, которую сам он с присущей адвокатам осторожностью считал неблагоразумной, только добродушно усмехался и звал Аду «надменной Лизеттой».)

«А он, оказывается, читал сонеты Данте. И похоже, они ему нравятся – иначе стал бы он их цитировать», – размышляла удивлённая и обрадованная Ада, пока один из музыкантов отстёгивал гитарный ремень и передавал ей инструмент.

Много позже, попав к Джулиано домой, она припомнила этот момент, и он, слегка зардевшись, протянул ей испещрённый карандашными пометками потёртый серый томик BUR^[63], стоявший на полке над столом вместе с кодексами и прочей юридической литературой. Со школы остался, оправдывался он.

В тот день Ада после занятий любовью впервые заночевала у Джулиано, а не пошла, как обычно, домой пешком, строго-настрого запретив себя провожать и слушая эхо своих одиноких шагов под кирпичными портиками.

3

В первую ночь после возвращения из Греции Аде приснилось, что она едет на своём старом «пятисотом» фиате по разбитой грунтовке, ведущей к огромному мегалитическому сооружению неподалёку от Доноры, которое обычно называли «Гробницей гигантов». Рядом с ней сидела рыдающая женщина в чёрном. Во сне Ада точно знала, что это Джинетта, хотя не видела её года с 1961-го. А ехали они к «Гробнице гигантов» потому, что у основания высокой каменной плиты, вертикально стоявшей в самом центре этого доисторического памятника, существовало отверстие, которое археологи и экскурсоводы называли «Адскими Вратами». Считалось, что через этот проход люди эпохи неолита передавали богам подземного мира дары: фрукты, мехи вина или мёда, пойманных зайцев и хорьков, сердце и печень забитых козлят. Отверстие было очень узким, так что никому, даже ребёнку, не под силу было в него пролезть, но во сне Ада и Джинетта спорили за право войти в эту дверь, за которой их ждала тень Фабрицио.