Сексуальная жизнь наших предков - [48]
Снимок напомнил Аде о занимавшей её в начале исследовательской карьеры теме. Ахилл, один из самых её любимых героев, был сыном морской нимфы, нереиды Фетиды, жившей на дне моря и, судя по изображениям на древних вазах, разъезжавшей на дельфине или гиппокампе>[45]. Она выходила из воды только в исключительных случаях, и одним из них, по мнению некоторых античных поэтов, было рождение сына, зачатого от смертного. Мать родила маленького Ахилла в прибрежном гроте, а отец вскоре перенёс младенца в лес, доверив его кентавру Хирону.
В древних текстах рассказы о первых днях новорождённого были немногочисленны, фрагментарны и противоречивы. Ада тогда считала, что имеет право представить себе совсем другую сцену, возможно, вдохновлённую, двумя документальными фильмами, которые она подростком видела по телевизору в программе о чудесах природы. В первом показывали рождение китёнка, которому подруги матери сразу же помогли подняться на поверхность, чтобы он мог дышать. Во втором морской конёк-самец, вертикально качаясь на волнах, буквально выстреливал из отверстия в центре живота мальков, заложенных самкой в его выводковую сумку ещё в виде икринок и выношенных им самим. Аду и Лауретту это зрелище очень тронуло, а дядя Тан проворчал: «Было бы справедливо, если бы и у людей хоть иногда рожали отцы, а не матери». Пару лет спустя Ада убедилась, что у греческих богов такое тоже случалось: несколько детей Зевса, например, родились прямо из его собственного тела.
Что касается рождения Ахилла, Ада предположила, что младенец появился на свет не на земле, а в морских глубинах. Ей представлялась нереида, легко, несмотря на уже оформившийся живот, плывущая под водой среди водорослей, раковин и кораллов. Она видела, как та, изгибаясь, словно танцуя, следует за волнами, как в такт этим движениям между материнскими бёдрами появляется светлая детская головка, за ней выскальзывает крохотное тельце идеальных пропорций, всё ещё связанное с матерью лазурной лентой, вьющейся вокруг неё, будто косяк мелких рыбёшек. Кровь? Да, возможно, вслед за ребёнком протянулась и полоска крови, тончайшая алая нить, сразу растворившаяся, исчезнувшая в морской синеве.
Когда Ада рассказала об этой фантазии психоаналитику, тот не придал ей особого значения. «Это всё литературщина, – отмахнулся он. – Слишком много деталей, материал для статьи, а не для погружения в глубины своего "я"».
Ада обиделась. Впрочем, возможно, психотерапевт был прав.
2
Дария ждала её в афинском аэропорту. Каждый раз, когда они летали куда-нибудь вместе, Ада удивлялась, как же мало у подруги багажа. Пожалуй, она не знала других людей, чей двухнедельный запас вещей уместился бы в небольшой рюкзачок, и с закрытыми глазами могла бы перечислить его содержимое, как в «игре Кима»>[46]: зубная щётка, две пары трусиков, белая майка с синими шортами, шерстяной джемпер, нейлоновая ветровка, бикини, пляжное полотенце, ласты, флакон крема для загара, пачка «тампакса», диафрагма и спермицидный крем, небольшой блокнот для зарисовок, два карандаша и пятнадцать кассет фотоплёнки. Единственную пару обуви, полупрозрачные пластиковые сандалии «под перламутр», которые, попав на пляж с крупной галькой или острыми ракушками, можно было использовать как коралловые тапочки, Дария надевала сразу. Единственное имевшееся у неё «приличное» платье было безразмерной трикотажной туникой клубничного цвета, которой она при помощи пояса придавала тот или иной необычный вид. На шее висели две камеры, Polaroid и Rolleiflex, а солнцезащитные очки удерживали волосы куда лучше шпилек.
Ада же вечно стыдилась своего огромного чемодана. Но она никогда не умела довольствоваться лишь необходимым и всякий раз таскала с собой горы одежды, бижутерии и прочих аксессуаров. «Будто купила билет на Луну в один конец», – шутила Дария.
Из-за этого чемодана добираться до прокатной машины, крохотного японского внедорожника, забронированного ещё из Италии и ожидавшего их у кольцевой дороги, им пришлось на такси. Среди царившего на дорогах хаоса их водитель был, похоже, наименее адекватным: он не обращал внимания на светофоры, подрезал другие машины, непрерывно разгонялся и тормозил. Когда он наконец высадил девушек у ворот прокатной конторы, на пыльной дороге, забитой грузовиками и автобусами, Ада тут же перегнулась через отбойник: её рвало. Пока Дария возмущалась слишком высокой ценой поездки, таксист-грек глядел на обеих с нескрываемым презрением.
