Сексуальная жизнь наших предков - [20]

Через год, влюбившись в Фабрицио, я не стала по примеру кузины просить акушерку выписать мне то, что мы между собой называли «колпачком»: мой любовник практиковал безотказный, по его словам, метод, – «осадить коней». Я была не в восторге, но не с моим мизерным опытом возмущаться, да и вставлять диафрагму на сиденье автомобиля не так-то просто, так что приходилось соглашаться.

Учитывая среду, в которой я выросла, может показаться странным, что в моем рассказе ни разу не упомянуты религия, шестая заповедь, раскаяние или хотя бы неловкость из-за совершения смертного греха (причём не единожды). В отличие от моих школьных подруг я быстро перешла от мыслей и слов к действиям и должна была признаться в этом на исповеди.

Но видите ли, дело в том, что мы с Лауреттой, к большому неудовольствию бабушки Ады и её духовника, дона Мугони, перестали ходить церковь, и дядя Танкреди нас в этом поддержал. Он всегда считал себя «вольнодумцем», хотя отличался от мужей тёти Санчи и тёти Консуэло только тем, что по воскресеньям не ходил к полуденной мессе. В остальном же, на наш взгляд, его действия, слова и мысли были куда более «христианскими», чем всё, что делали, говорили и думали другие наши родственники, не говоря уже о прочих верующих Доноры.

21

О возможной беременности я не слишком заботилась, главным образом потому, что Фабрицио не выглядел «коварным соблазнителем» или проходимцем, как бы ни сокрушалась на этот счёт тётя Консуэло; ещё до первой нашей «прогулки за город» он заявил, что собирается на мне жениться. Причём сразу же, не дожидаясь аттестата: «Зачем тебе этот клочок бумаги? Я всё равно не позволю тебе работать!»

Это был единственный пункт, по которому мы не сошлись. Я грезила университетом и считала, что учёба браку не помеха. Мне трудно было представить себя состоятельной домохозяйкой, посвятившей всю свою взрослую жизнь исключительно детям, хлопотам по хозяйству и канасте^[25] как редкому проявлению общественной деятельности. И в чём только находят удовольствие мои тётки и прочие зажиточные дамы Доноры? В четырнадцать лет, прочтя книгу о Рауле Фоллеро, я мечтала поехать в Африку лечить прокажённых. Позже, уже в лицее, познакомилась с древней Грецией: литература, искусство, Шлиман, открывший Трою, Эванс, пытавшийся расшифровать микенское письмо, – и поняла, что это и есть моё истинное призвание.

Фабрицио, однако, посчитал мой энтузиазм детским капризом. «Пройдёт со временем. Уж я-то об этом позабочусь», – хмыкнул он снисходительно и принялся целовать меня взасос, одновременно правой рукой расстёгивая блузку, а левой нащупывая рычаг, откидывающий сиденья. Каждая клеточка моего тела откликнулась на этот первый опыт: совершенно новые ощущения, реакции, каких я раньше и представить себе не могла. Сейчас мне это кажется невероятным, но в тот момент я забыла обо всём на свете, будучи в полной уверенности, что столь безумное счастье, столь полное удовлетворение в самом деле смогут стереть из памяти мои былые мечты, мысли и планы, показавшиеся вдруг наивными детскими грёзами. ​​Фабрицио будто одомашнил бунтарскую часть моего характера, и вот мне уже не хотелось больше заниматься любовью в машине: меня тянуло в настоящую постель – в спокойном месте, за закрытой дверью, не боясь случайных свидетелей, в другое время дня, всякий раз, когда возникнет такое желание. Наконец, просто «у нас дома», как у мужа с женой. Только сперва помолвка: в пятидесятые это было обязательно.

Но бабушка отказалась принять Фабрицио.

– Ты ему не нужна, он просто хочет породниться с Ферреллами, – отрезала она.

– Как можно быть такой жестокой? – расплакалась я, поделившись своей бедой с Лауреттой. Кузина, ничего не ответив, ласково погладила меня по спине: видимо, считала, что бабушка права. Позже я узнала, что Фабрицио пытался ухлёстывать за ней ещё пару лет назад, но она тогда флиртовала с одноклассником и не дала ему ни единого шанса.

А дядя Тан, не упоминая о намерениях Фабрицио, предложил:

– Не спеши, ни к чему эти формальности. Получи сперва аттестат, потом посмотрим.

Следующей весной, когда я с головой погрузилась в подготовку к экзаменам и не желала тратить время на «загородные прогулки», в Донору приехал миланский бизнесмен, новый управляющий недавно открытого цементного завода. Поговаривали, что он несметно богат: купил дом возле самого пляжа и начал строить по соседству док для своего катера, идущего морем из Генуи. С собой он привёз жену и трёх дочерей, старшей из которых, унылой бесцветной дурнушке, уже стукнуло двадцать шесть (типичная старая дева, как мне тогда казалось). Сосредоточившись на предстоящих экзаменах, я не обратила на неё особого внимания.

Надо же быть такой слепой! Пользуясь тем, что я прикована к книгам, Фабрицио начал ухлёстывать за этой Джинеттой. Он водил её танцевать на открытую веранду Радужного пляжа, гулял с ней по набережной, катался на катере её отца, обедал у них дома... В середине июля они обручились, а на сентябрь назначили свадьбу. И у него даже не хватило храбрости самому рассказать мне об этом – я узнала о том, что он меня бросил, из гулявших по городу сплетен.