Секретарь - [47]

– Нет, никогда.

– Понятно. Сначала это будет магистратский суд. Думаю, там мы вряд ли станем отвечать на предъявленные обвинения.

– Но ведь ответом будет «невиновна»?

– Скорее всего, но отвечать на обвинения мы не станем, пока не увидим все дело против вас полностью. – Она поднялась. – Я встречусь с вами в магистратском суде за пятнадцать минут до назначенного времени. Мина Эплтон и Дэвид Сантини тоже будут там, вы явитесь все вместе.

Это меня порадовало – мысль о том, что мы будем стоять рядом, плечом к плечу.

Сандра снова села.

– Вы должны понимать, что ваша защита никак не связана с их защитой. У каждого из вас троих своя адвокатская группа. Я здесь, чтобы представлять в суде вас, а не Мину Эплтон.

Я улыбнулась, зная, что это не совсем так. Услуги моего адвоката оплачивала Мина. Сандру Тисдейл порекомендовал Дуглас Рокуэлл.

Она напористо продолжала:

– Миссис Эплтон предъявлено обвинение в лжесвидетельстве, а вам – нет. Для вашего дела важно, чтобы вас защищали независимо от нее, хотя, естественно, ее защита играет важную роль для вашей. Если ее признают виновной в воспрепятствовании осуществлению правосудия, скорее всего, будете признаны виновной и вы, как и мистер Сантини. В этом отношении вы выстоите или упадете вместе. Но вам необходимо понять, что я представляю вас одну.

Да, мы выстоим или упадем вместе. Это я прекрасно понимала.

– Мне известно, что вы близки – вы с миссис Эплтон. Что вы ей преданы. Известно также, что она была для вас хорошей работодательницей – щедрой и отзывчивой. Но никаких слов не хватит, чтобы в достаточной мере подчеркнуть, как важно для вас понять: никто не должен заподозрить, что она оказывает на вас влияние в ходе этого процесса. Вот почему у вас свой адвокат-солиситор, то есть я, и вот почему у вас будет свой адвокат-барристер[6].

Я ободряюще улыбнулась ей, она пожала мне руку, а потом болтала без умолку все время, пока мы спускались по лестнице, посвящая меня в свои планы на выходные. Довольно бестактно. У меня планов не было, вдобавок предстояло чем-то заполнить восемь недель, остававшихся до того дня, когда я предстану перед магистратским судом. При мысли о нем у меня начала зудеть кожа, еще до выхода из здания я стала почесываться: экзема, которой я страдала в детстве, выбрала именно этот момент, чтобы вернуться в мою жизнь.

Мне удалось заполнить эти восемь недель. Мой участок нашей тупиковой улицы никогда не выглядел таким опрятным и живописным, как в тот период: каждый клочок земли под деревьями пестрел цветами, которые я посадила.

Увы, они не выжили. Однажды ночью я вышла на улицу, вырвала их все до единого и выбросила на проезжую часть. Никто из соседей не попытался остановить меня или хотя бы выйти и убедиться, что со мной все в порядке. Наверное, они выглядывали в окна. Прячась за шторами, наблюдали, как я ползаю в темноте. А может, просто побоялись ко мне приближаться, и, пожалуй, их нельзя в этом винить. Я была не в себе.

А неделю спустя я затормозила у ворот «Лавров». Помню, как я смотрела сквозь створки в сторону особняка, и тогда он казался мне мрачным, зловещим местом. А теперь уже нет. Теперь я здесь как дома.

28

В магистратских судах пахнет по-особому, табаком и спиртным, как пахло в пабах, пока в них не запретили курить. Поблажек обвиняемым не делают. Нам не разрешают в виде исключения выпить или подымить, чтобы снять стресс. Но запах ощущается, исходит от тел тех, кто сидит на пластиковых стульях или стоит, прислонившись к стене. Сочится из потемневшей печени, проникает сквозь поры, пропитывает пожелтевшие пальцы и шершавые языки с налетом. Смешивается с запахом дешевого стирального порошка, въевшегося в толстовки с капюшонами и брюки от спортивных костюмов. Смердящие тела, чистая одежда. Я чувствовала себя здесь лишней и наверняка так же и выглядела. Моему внешнему виду было уделено немало внимания – Мина давала мне советы. На снимках того периода мы с Сандрой Тисдейл входим в здание суда, и угадать, кто из нас адвокат, а кто подсудимая, было бы непросто, если бы не подпись.

– Сейчас вернусь, – пообещала Сандра и отошла, прижимая к груди папки.

Она держалась как на вечеринке с коктейлями, щебетала и улыбалась сотрудникам суда, но, видимо, в том и заключалась ее работа, чтобы налаживать с ними контакт. Помню, какой одинокой и всеми покинутой чувствовала я себя, глядя ей вслед, и с каким облегчением вздохнула, когда вошел Дэйв. Я уже готова была помахать ему и позвать к себе, но тут заметила рядом его жену Сэм – они держались за руки – и притворилась, что не вижу их. А немного погодя вошли и Мина с Энди, которых сразу же увели в отдельный кабинет – привилегия, завидовать которой я не стала.

Мина Эплтон. Кристина Бутчер. Дэвид Сантини. Мы оказались гвоздем программы – наши имена назвали первыми. Втроем мы очутились и за стеклом на скамье подсудимых: мы с Дэйвом по обе стороны от Мины. Когда мне пришлось подтверждать свое имя и адрес, во рту пересохло, и каждое слово получалось с причмокиванием – мой страх слышали все. Зачитали обвинения: по одному мне и Дэйву, секретарю и водителю, и два – нашей работодательнице. Когда судья огласил условия нашего освобождения под залог, я оторопела: нам запретили поддерживать друг с другом какую бы то ни было связь, прямую или опосредованную. Меня отрезали от Мины и от моей работы, и я покинула здание суда, чувствуя себя еще более одинокой, чем раньше.