Секретарь - [36]

– У меня не получается… – Она снова уставилась в компьютер.

Чем сильнее паниковала она, тем спокойнее действовала я. Налив ей кофе и переставив фрукты поближе, я подошла и встала за ее спиной, чтобы выяснить, в чем проблема.

– Вот, – сказала она, показывая в ежедневнике запись за прошлый месяц. Поездка в Женеву.

Некоторое время назад Мина решила поручить организацию всех своих поездок Саре – ни к чему вам вся эта возня с отелями и рейсами, Кристина. У вас есть дела поважнее, – и я сложила с себя эту обязанность. О ежемесячных поездках Мины в Женеву я попыталась расспросить Сару еще в то время, когда они только начали мелькать в ее расписании, и Сара пожала плечами и ответила, что Мина навещает мать. Зная характер отношений между ними, я отнеслась к ее словам скептически, но, если такое объяснение Мина выбрала для Сары, не мне ей противоречить.

– Я хочу удалить их все, но почему-то не получается… не знаю, как это сделать… – Мина всегда пасовала перед техникой.

– Разрешите взглянуть, – попросила я, и она поднялась, уступая мне свое кресло. Я придвинулась ближе к столу и, принимаясь за работу, чувствовала, что она дышит мне в затылок и наблюдает, как порхают по клавиатуре мои пальцы. Мне понадобилось всего пять минут, чтобы удалить все записи о поездках в Женеву.

– Вот и все, – объявила я, когда все было закончено, и повернулась лицом к ней.

С признательным взглядом и явным облегчением она взяла кофейную чашку, тарелку с фруктами и устроилась на диване. Я осталась сидеть в ее кресле, и на миг мне почудилось, будто мы поменялись ролями.

– Спасибо вам, Кристина. Может, вы введете вместо удаленных другие записи? Чтобы не казалось, будто в ежедневнике чего-то не хватает. Вам лучше, чем кому-либо, известно, чем заполнены мои дни.

– Конечно. – Я словно вернулась в школу, выполняю творческое задание под присмотром учителя, а часы тикают. Понадобилось пятнадцать минут, чтобы придумать новые, правдоподобные записи.

– Вот и все, – снова сказала я, купаясь в сиянии ее благодарной улыбки.

Глупая затея. Со страницы ежедневника записи удаляются, а с жесткого диска – нет. Мина об этом не подумала, а я понятия не имела, что следовало бы подумать. Хоть бы она была откровеннее со мной! В то время мной двигало лишь тщеславие – вера, что только я способна ей помочь. Ведь она обратилась ко мне, а просьба оказалась такой пустяковой. Самым меньшим, что я могла бы сделать.

– Можно узнать, зачем это понадобилось? Не вижу в поездках к матери ничего такого, что следует скрывать.

Я ждала, что она поделится своей тайной. Думала, услышу про любовника или какую-нибудь клинику. К тому времени ей уже приходилось «подправлять лицо», но, насколько я знала, все процедуры проводили две девушки, которых я заранее вызывала к ней в «Минерву». А возвращаясь из Женевы, она буквально светилась, и я это сразу замечала. Взглянув на меня, она пожала плечами.

– Вы совершенно правы, это ни к чему, но сегодня утром звонила моя мать – она беспокоится, что мои визиты могут быть… – Я увидела, как она силится подыскать выражение. Превратно истолкованы – вот на чем она остановилась. – Все сложно.

Этим она и ограничилась, считая, что знать что-либо еще мне не обязательно. И даже потом, спустя несколько месяцев, выяснив, что эти записи никуда не делись и что ей придется выдумать причину, по которой в ежедневник были внесены изменения, она не дала мне никаких объяснений, однако вновь обратилась за помощью ко мне. А я вновь не нашла в себе решимости ей отказать.

По воле случая, тем же утром Сара позвонила с известием, что заболела и до конца недели на работе не появится. Порой я гадаю, изменилось бы от ее присутствия в офисе хоть что-нибудь или нет.

Большую часть той недели Мина провела на встречах и совещаниях, в чем не было ничего из ряда вон выходящего. Так она вела дела, обхаживая и угощая политиков и представителей прессы, пока высшее руководство ее компании занималось повседневной жизнью «Эплтона». Делегирование было ее коньком. Но даже в ее отсутствие я чувствовала: что-то по-прежнему гнетет ее, и моя помощь с ежедневником не избавила ее от этой заботы. В ее мусорной корзине я находила обрывки окровавленных салфеток и знала, что она часто грызет заусенцы вокруг ногтя на большом пальце. На ковре вокруг ее кресла попадались прядки волос. Хорошо еще, что волосы у нее были густыми: мне представлялось, что под ее пышными локонами скрыты проплешинки – в тех местах, где она теребила и дергала их, вырывая клоками. Найти их было нетрудно. Темные волосы на светлом ковре. Особенно если знаешь, где искать. Только под вечер в четверг она наконец открылась мне.

– Кристина, вы не заглянете на минутку?

Ее улыбка меня не обманула. Меня потрясло, насколько хрупкой и уязвимой она казалась.

– Присядете? – Она похлопала по месту рядом с собой на диване.

Я обратила внимание, как она прячет под себя кисти рук, и поняла: она не хочет, чтобы я видела обгрызенную, красную кожу вокруг ногтей на больших пальцах. Она сидела потупившись, глядя на свои колени, а у меня снова возникло мимолетное ощущение, будто мы поменялись ролями, и сильной теперь была я.