Секрет каллиграфа - [147]

И еще, сказал ему на прощание Жорж Мансур, он должен быть осторожен. Даже здесь, в министерстве культуры, о таких вещах следует говорить шепотом, потому что и в этом здании полно братьев-мусульман. Большинство безвредно, но среди них встречаются и члены разных тайных союзов вроде «чистых» или как их там… А уж они-то не остановятся ни перед чем.

Но Хамид не испугался.

Когда он вышел, все в нем кипело. Он чувствовал себя как тот рыбак, которого он однажды видел в кино. Несчастный оказался в маленькой лодке посреди бушующего океана, и его так швыряло в разные стороны, что у Хамида дыхание перехватывало. Вот так и сейчас. Министр совершенно сбил его с толку своими метаниями. Но в одном он прав: они должны открывать школы каллиграфов, чтобы со временем армия вооруженных перьями соратников выступила на борьбу с глупостью и невежеством.

Однако и эта перспектива не внушала Фарси особого оптимизма. Открытие школ каллиграфии — работа на многие годы. По дороге в мастерскую Хамид решил, что сейчас для него важно склонить на свою сторону хотя бы одного видного ученого. Так он сможет подвигнуть министра на следующий шаг по пути реформ. Эта мысль снова наполнила сердце Фарси надеждой.

В ателье Хамид смотрел на сотрудников отсутствующим взглядом и не ощущал никакого желания работать. Наконец он отправился прогуляться и вернулся домой лишь около полуночи. Жена поинтересовалась, не случилось ли чего-нибудь, настолько бледным и рассеянным он выглядел. Фарси покачал головой и отправился спать.

В первом часу ночи он снова проснулся, прошел на кухню и, взяв листок бумаги, выписал имена тех ученых, с которыми, по его мнению, имело смысл поговорить.

Следующие несколько недель Фарси посвятил поискам союзников в исламском научном сообществе, однако везде натыкался на отказ, порой агрессивный. Один из собеседников посоветовал Хамиду совершить паломничество в Мекку и помолиться там об исцелении своей души. Другой, прощаясь, отказался пожать ему руку. Еще трое отклонили само предложение встретиться, хотя Хамид не успел сказать им, о чем собирается вести речь.

Не в этих ли кругах стоило ему теперь поискать виновника своего несчастья? Все как будто указывало на это, однако даже по прошествии стольких лет полной уверенности не было.

Министр оказался прав. Уже в сентябре, сразу после обнародования проекта реформы и до начала учебного года, по мечетям столицы прокатилась волна возмущений. Фанатики клеймили Мансура и его сторонников «безбожниками», и многие шейхи призывали к расправе над вероотступниками. Президент отреагировал решительными мерами: крикунов схватили и обвинили в подстрекательстве к мятежу.

Протесты прекратились, однако люди продолжали роптать и сплетничать. Судачили в том числе и о Фарси, почему мастер Серани и посоветовал ему ходить по пятницам в мечеть Омейядов. Не столько для того, чтобы помолиться, сколько чтобы показать себя перед уважаемыми людьми города правоверным мусульманином.

Только сейчас, в тюрьме, ему все стало ясно. Уже 10 октября 1953 года, через неделю после введения нового двадцатидевятибуквенного алфавита, одна из мечетей и администрация центрального городского кладбища без всяких объяснений отозвали свои заказы. Хамид отметил это в дневнике, но никак не прокомментировал, потому что не знал тогда недостатка в клиентах. Теперь же, прокручивая в памяти события того времени, он по-настоящему испугался.

Фанатики взяли его на мушку самое позднее в середине пятьдесят третьего года, но никак не в конце пятьдесят шестого или начале пятьдесят седьмого. Его фамилия значилась в выходных данных каждого учебника. То, что они сразу его не прикончили, составляло часть их изощренного и вместе с тем убийственно простого плана. Они не хотели, чтобы он умер как мученик. Сначала они втоптали в грязь его имя, а потом похоронили заживо, предоставив ему возможность ежедневно желать себе смерти.

— Со мной такое не пройдет! — в голос произнес Хамид. — Вы еще увидите, на что я способен.

На этом наша история кончается и начинаются не заслуживающие особенного доверия слухи

Зимой 1957 года в тюремной мастерской развернулись большие столярные работы. К концу апреля ждали знаменитого Али Бараке, который вместе с Хамидом Фарси должен был приступить к созданию каллиграфии.

Мастер из Алеппо только что дал свое согласие. С мая и до середины июля заключенные-резчики под руководством Фарси золотили раму.

Начальник тюрьмы аль-Азм ног под собой не чуял от счастья, потому что этот шедевр должен был обессмертить его имя как мецената новой мечети в Саудовской Аравии. Аль-Азм считал себя атеистом, одинаково безразличным ко всем мировым религиям, но только не к чести своего клана и не к уважению родственников.

Теперь он, как никогда, баловал Хамида. С января месяца каллиграф стал ежедневно получать горячий обед из ближайшего ресторана «Аши». Спал Хамид в ту пору на удивление крепко.

Жаль только, счастье его длилось недолго.

В феврале 1958 года Сирия неожиданно для многих заключила союз с Египтом. Начался мрачнейший из периодов ее истории. За одну ночь были распущены все партии и запрещены все газеты. Одна волна арестов следовала за другой.