Секрет каллиграфа - [148]

В конце марта 1958 года аль-Азма сместили с поста директора тюрьмы, и вскоре он сам оказался в заключении. Ему предъявили обвинение в связях с ЦРУ с целью свержения правящего режима.

Прибытия нового начальника ожидали со дня на день.

Хамид чувствовал, как под его ногами разверзается адская бездна. Измученный переживаниями, он едва мог ходить.

Однако Фарси быстро справился с парализовавшим его ужасом и взял себя в руки. Он решил предложить новому директору написать на подготовленной доске какое-нибудь патриотическое изречение и преподнести его президенту в качестве подарка от заключенных. Время цитат из Корана миновало. Саудовская Аравия ненавидела Насера, а тот, после неудачного на него покушения, нещадно преследовал исламских фундаменталистов по всей стране.

Теперь Фарси с замиранием сердца ожидал нового начальника. Он быстро забыл своего прежнего покровителя. Первое время его мучила совесть, но тревога за будущее Лиги и свое собственное быстро взяла верх. Не стесняясь в средствах, он решил идти на все, что могло бы облегчить передачу магистерских полномочий Али Бараке.

Вскоре, однако, Хамида постигло горькое разочарование. Новый директор оказался офицером из крестьян, который едва мог поставить на бумаге свою подпись. Он не скрывал ненависти к книгам и грамотеям, а в каллиграфах видел садистов и извращенцев, стремящихся любыми средствами затруднить человеку чтение. Даже за закрытыми дверями своего кабинета он не снимал черных очков.

Хамид страдал, слыша обо всем этом. Он не спал три ночи подряд, и не без оснований. На пятый день после прибытия нового директора его ожидало самое глубокое падение в жизни.

Выслушав его предложение, новый начальник чуть не лопнул от смеха.

— Миллионы и миллионы патриотов, — сказал он, — боготворят нашего президента Насера, и ему начхать на любовь жалкой кучки крыс из тюремных подземелий.

Приготовленную под каллиграфию доску он велел пустить на дрова. Но и это еще не все. Новому директору тоже были нужны «виллы» для своих любимцев. Поэтому их прежних привилегированных обитателей он отправил в «преисподнюю», то есть в самые обычные камеры. Каллиграфии на стенах комнаты Хамида, равно как и его фотографии, тетрадь и дорогие инструменты, он без колебаний выбросил в мусорную корзину. Заключенным запрещено иметь личные вещи, объяснил начальник. Фарси должен быть счастлив уже тем, что государство кормит его, преступника. Какое искусство может быть в тюрьме? Где такое есть? А? В Швеции? Чиновник не стал дожидаться ответа. Он понятия не имел, где находится эта Швеция. Большинству арабов Швеция или Швейцария представлялись далекими сказочными странами, населенными одними счастливыми людьми.

В то утро телега сборщика мусора, запряженная старым, костлявым мулом, вместе с кухонными отходами, опилками из мастерских и бумагами из канцелярии увозила на свалку забвения бесценные реликвии каллиграфии.

И куда подевались его сорок тысяч лир? У Хамида ничего не было, кроме одежды, когда его провожали в общую камеру.

В конце апреля у ворот тюрьмы появился сухопарый человек, утомленный долгим автобусным путешествием из Алеппо в Дамаск, и вежливо спросил Хамида Фарси и директора аль-Азма. Он показал приглашение. Однако, прочитав подпись, офицер охраны в резких выражениях велел гостю убираться, покуда тот цел. Старый надзиратель с двумя желтыми зубами в зияющем провале рта объяснил чужаку, что бывший директор тюрьмы аль-Азм оказался шпионом ЦРУ и Израиля, а Хамид Фарси — очень опасный преступник.

Захлебываясь слезами, Али Бараке — так назвал себя неожиданный визитер — сказал, что он ничего не знает про аль-Азма и ЦРУ, но Хамид Фарси — каллиграф от Бога, которого надо носить на руках, вместо того чтобы держать в тюрьме. Он лично знаком с молодыми мастерами из Алеппо, готовыми отдать жизнь за этого гения.

Выслушав пафосную речь, охранник покачал головой, а потом привлек сухопарого человека к себе.

— Тебе лучше забыть и того и другого, — прошептал беззубый страж. — И убраться отсюда поскорей, не то окажешься там же, где они.

Хамид, сломленный и обобранный, был ввергнут в камеру для особо опасных преступников, приговоренных как минимум к одному пожизненному сроку. Он оказался в аду, кишащем крысами и убийцами, с мозгами, окончательно разъеденными сыростью, поскольку цитадель располагалась неподалеку от реки. В свое время ветеринары французской армии нашли его непригодным даже для содержания лошадей и мулов.

Но самое страшное, что и в этой дыре все уже знали о позоре Хамида Фарси и ни один из четырнадцати обитателей «преисподней» не желал слушать его объяснений.

— Но я же его убил, — повторял Хамид. — Я нанес ему двенадцать ножевых ранений.

Сам он не считал, сколько раз вонзил нож в тело Назри, за него это сделал адвокат семьи Аббани.

— Ты идиот, — отвечал ему Фарис, приговоренный к четырем пожизненным срокам. — Ты убил не того. Назри всего лишь поимел твою жену, а директор аль-Азм взял ее в свой гарем. Или ты думаешь, он содержал тебя на «вилле» за твои писульки?

Хамид взвыл от горя и отчаяния, но Фарис увидел в этом лишь признание своей правоты.