Секрет Черчилля - [80]

Примечательно, что противники вступления Соединенных Штатов в войну были как в рядах республиканской, так и демократической партий. Известно, что реакционные элементы обеих этих партий смыкаются между собой. Сенатор-демократ Уилер, соперник Рузвельта при выдвижении кандидата в президенты от демократической партии, добился на съезде в Чикаго, 18 июля 1940 года, включения в программу партии следующей официальной декларации о «нейтрализме»: «Соединенные Штаты не будут вмешиваться ни в какие конфликты между иностранными государствами и не направят вооруженных сил сражаться в другие страны, за исключением того случая, когда они сами станут объектом агрессии». Между тем самые большие надежды Англия возлагала именно на вмешательство Соединенных Штатов. В то же время американский нейтрализм поощрял Гитлера в его планах нападения на Советский Союз. (Тогда никто не мог подозревать, что это приведет к гибели Гитлера.)

Кандидат республиканцев Уилки тем более энергично проводил предвыборную кампанию под лозунгом сохранения мира, что все были уверены в желании Рузвельта вовлечь страну в войну. Настолько уверены, что президент оказался вынужденным плыть по течению. В предвыборной речи, с которой Рузвельт выступил 12 сентября 1940 года, он заявил: «Я ненавижу войну больше, чем кто-либо другой. Я полон решимости сделать все, что в моих силах, чтобы предохранить Соединенные Штаты от войны». «Я вместе с моей партией, — утверждал он, — подчиняюсь решениям, принятым в Чикаго».

Победа Рузвельта на выборах в ноябре 1940 года несколько прояснила ситуацию. Но президенту стоило большого труда добиться от конгресса чрезвычайных полномочий, которых он просил. Все теперь знали, для чего они ему понадобились. Поэтому «нейтралисты» с удвоенной силой повели атаки против его политики вступления в войну. «Эта война будет не войной нации, а войной президента», — писал редактор большого американского журнала «Крисчен Сенчури» Клейтон Моррисон.

Вступление в войну Советского Союза еще больше ослабило позицию Рузвельта. Противники войны усилили свою аргументацию антикоммунистическими доводами. «Участие Соединенных Штатов в конфликте под тем предлогом, что они выступают в защиту демократии, теперь будет труднее объяснить, чем когда-либо прежде», — писала «Нью-Йорк дейли миррор». «Победа Сталина, — писала газета далее, — означала бы большевизацию Европы. Таким образом, для Америки нет никаких оснований вмешиваться в эту войну».

Понадобилась драматическая и дорогостоящая военная хитрость в Пёрл-Харборе (японцам было дозволено «неожиданно напасть» на американцев, в то время как в Вашингтоне были известны инструкции и приказы, которые давались в Токио, поскольку американцы давно уже расшифровали японский секретный код), чтобы вызвать достаточно сильный психологический шок у американского народа, позволивший президенту Рузвельту вовлечь его в войну. К тому же это удалось только окольным путем! Только через Дальний Восток, где на карту были поставлены исключительно американские интересы. Вступление Соединенных Штатов в войну против Германии произошло только тогда, когда Гитлер его спровоцировал.

Но американская реакция не сложила тем не менее оружия. Она вела себя весьма активно на протяжении всей войны и так и не признала «Великого союза». Она была лучшей соучастницей политических интриг Черчилля. В ее активе было первое большое сражение, которое Соединенные Штаты дали в Германии после окончания войны (речь об этом пойдет ниже), после того как они саботировали политику Рузвельта, основанную на Ялтинских соглашениях и вновь подтвержденную соглашениями в Потсдаме, которые в конце концов были превращены в «клочок бумаги». Мы увидим, как эта реакция направляла и определяла «новую политику» Соединенных Штатов в правление Трумэна,

«Война еще не окончена»

Доминирующей идеей Черчилля по-прежнему оставалась идея открытого конфликта с Советами, на который Западу следовало идти год знаком «освобождения» «порабощенных народов» Востока и под руководством Соединенных Штатов, поскольку Великобритании была более не по силам эта роль. Эта идея, как мы уже видели, лежала в основе всей его политики, когда завершалась война с Германией. Провал Черчилля на выборах дал ему больше досуга, чтобы откровенно продолжать свой «крестовый поход» и больше воздействовать на американское общественное мнение. Он полагал, что под давлением последнего президент Трумэн решительно и окончательно присоединится к его политике. Только страх перед коммунизмом мог мобилизовать американцев, поэтому именно под покровом антикоммунизма можно было побудить Соединенные Штаты встать на сторону Англии.

Фактически вся британская политика, как ее задумал Черчилль и как она проводилась на практике лейбористским правительством, была рассчитана на постоянную и могущественную поддержку Соединенных Штатов для защиты империи.

Первая речь, которую Черчилль произнес в палате общин 16 августа 1945 года в качестве лидера оппозиции, содержала краткое повторение его общих политических идей, которые должны были лечь в основу новой политики западных держав в послевоенный период. Воздав должное «верности и храбрости маршала Сталина и Красной Армии», Черчилль объявил «ошибкой» «временную» западную границу Польши в том виде, как она была намечена по предложению Сталина на Потсдамской конференции, и осудил режим стран Восточной Европы. В действительности он осуждал то, что ему представлялось «русской победой», затмившей победу союзников. Он подал сигнал к «пересмотру» и вновь выдвинул формулу «железного занавеса».