Секрет Черчилля - [78]

Однако идея единства мира зиждилась на взаимном уважении великими державами того положения, которое каждая из них занимала в результате совместно одержанной победы над Германией. Ялтинские соглашения оставались «краеугольным камнем американской политики», как писал вашингтонский корреспондент «Таймс» (23 мая 1945 года).

В противоположность тому, что думал об этом Черчилль, в Вашингтоне допускали возможность сотрудничества между Соединенными Штатами и Советским Союзом и полагали, что такое сотрудничество отвечает интересам обеих стран и способствует сохранению мира. Подобную точку зрения защищали люди, которых нельзя было заподозрить в «рузвельтизме». В «Нью-Йорк таймс» 30 мая 1945 года военный обозреватель Хэнсон Болдуин подчеркивал, что забота о безопасности является общей у Соединенных Штатов и СССР.

«Многим американцам, возможно, покажется странным, что Россия с ее многочисленным населением и громадной территорией может беспокоиться о своей безопасности в военном отношении. Но Россия, так же как и Соединенные Штаты, желает, чтобы война была подальше от ее границ, поскольку начиная с 1800 года ее территория не раз подвергалась опустошительным нашествиям. Так что и создание в Восточной Европе государств, находящихся под влиянием России, продиктовано соображениями безопасности России».

Политический обозреватель «Нью-Йорк таймс» майор Джордж Фридлинг Эллиот писал 15 мая 1945 года: «Подход русских к вопросу о безопасности вполне понятен, если учитывать недавний опыт. Советское государство едва не погибло в результате вторжения на его территорию немецкой армии; оно сумело спастись, лишь создав армию, более могущественную, чем немецкая, чтобы изгнать последнюю со своей земли». И обозреватель «Нью-Йорк таймс» усматривал единственную гарантию мира в «стратегическом бракосочетании», как он выразился, между двумя типами могущества: между сухопутным могуществом Советов и воздушным и морским могуществом Соединенных Штатов и Англии.

Напомним, что война против Германии, которая скрепляла дружбу «великой тройки», была окончена и в Белом доме находился уже не Рузвельт, а Трумэн. Тем не менее новое правительство продолжало выступать в роли «посредника» между Англией и Советским Союзом, чтобы их постоянные ссоры не переросли в конце концов в общий конфликт.

Из Сан-Франциско, где англичан подозревали в саботировании работы конференции по подготовке создания Объединенных Наций, Уолтер Липпман призывал американцев со страниц «Нью-Йорк геральд трибюн» от 15 мая 1945 года продолжать играть роль «посредников» и «собирателей» Объединенных Наций, предостерегая их против отхода от этой политики в результате известного давления, ибо это «привело бы Соединенные Штаты к выступлению в роли партнера и защитника частных интересов». (Читай: интересов англичан и их друзей в Соединенных Штатах.) И Липпман давал рекомендации, оказавшиеся пророческими, глубокий смысл которых стал ясен лишь впоследствии в свете дальнейших событий:

«Крайне важно, чтобы мы сохранили нашу особую роль в тех затруднениях, которые возникли в англо-советских отношениях, не забывая о том, что если эти противоречия сегодня связаны с Польшей, то вообще они охватывают обширный район Балкан и Среднего Востока».

Однако политика взаимопонимания и сотрудничества могла основываться только на убеждении, что Советский Союз является миролюбивой державой и что ему можно доверять. 11 июня 1945 года генерал Эйзенхауэр, выступая на собрании в Лондоне, куда он прибыл по случаю присвоения ему звания почетного гражданина британской столицы, сказал: «Я убежден, что русские желают мира и, так же как и другие державы, хотят иметь возможность развиваться».

В свою очередь министр внутренних дел Гарольд Икес в краткой приветственной речи, произнесенной 26 июня 1945 года в Нью-Йорке на банкете, данном в честь Томаса Манна, сказал: «Все, чего русские желают, — это мир. Мир, который позволил бы им развивать свои огромные ресурсы, восстановить свою разрушенную промышленность и вновь отстроить свои города».

21 октября 1945 года государственный секретарь Джеймс Бирнс заявил: «Соединенные Штаты никогда не присоединятся к блоку какой-либо группы европейских держав, враждебных России». Между тем эти слова были произнесены после первой неудачи мирной конференции в Париже[121]. Тем большее значение имело одобрение, которое государственный секретарь выразил в адрес советской политики безопасности:

«Мы с симпатией наблюдаем за усилиями, которые прилагает Советский Союз для установления более близких и дружественных отношений со своими соседями в Центральной и Восточной Европе. Мы полностью признаем его особые интересы в этих странах с точки зрения безопасности… Мы ценим решимость русского народа никогда не допустить в этих странах политики, преднамеренно направленной против безопасности Советского Союза».

Тот же государственный секретарь, выступив 28 февраля 1946 года с речью в клубе иностранных журналистов в Нью-Йорке, изложил принципы внешней политики Соединенных Штатов и их позицию по отношению к Объединенным Нациям и Советам. И то, что он сказал, было в корне противоположно идеям, которые спустя несколько дней развивал в Фултоне Черчилль. Государственный секретарь утверждал, что идеологические разногласия не являются достаточным основанием к тому, чтобы народы ссорились между собой. (Такой всегда была точка зрения русских.) Он напомнил, что Соединенные Штаты «от всего сердца и с великой радостью» приняли Советский Союз «в качестве великой державы» в семью Объединенных Наций.