война. Черчилль снова оказался у власти, но теперь он был в другом лагере. Он не захотел воспользоваться этой трижды представившейся «возможностью», он никогда больше не повторял своих поджигательских речей в Фултоне и в Бостоне.
Впрочем, после Даллеса и правления Эйзенхауэра американская политика и сама должна была эволюционировать, освобождаясь от гибельных идей «отбрасывания», «превентивной войны» и «неизбежности войны». В новом ядерном климате родились новые идеи: «разрядка», «сосуществование». Мир больше не мог быть таким, каким хотел видеть его Черчилль, то есть миром, который англо-американцы продиктовали бы Советскому Союзу, с помощью войны или без нее, под давлением своего превосходства или с помощью оружия. При новом, ядерном равновесии сил мир должен был сохранять территориальное и политическое статус-кво послевоенного времени. Мир выдержал такие кризисы, как во Вьетнаме, на Ближнем Востоке и в Чехословакии. И самым необычным явлением, которым ознаменовалась международная конъюнктура, был американо-советский диалог, постоянно продолжавшийся, несмотря на все потрясения и судороги, которые в прошлые времена столько раз могли привести к мировой войне. Если только не произойдет ничего непредвиденного и не поддающегося контролю, то этот диалог, по-видимому, является гарантией, конечно весьма хрупкой, но практически единственной, против ядерного апокалипсиса.
Перевод с французского Н. Яковлева
