Седьмой переход - [65]

— Надеюсь, сия сценка доставила тебе удовольствие?

— Не подковыривай. Я не злопамятный. И не реваншист. Так вот, Земцов с места в карьер обрушился на Борисенко. Как вам, говорит, поручать сибирскую проблему, если вы не можете спланировать окончание комбината на Урале, в обжитом месте? Что это получается? Начинать любите, но кто за вас кончать станет? Кричите на всех газетных перекрестках о Тайшете, а с Ново-Стальском не справляетесь! Подумать только, полтора десятка лет строится комбинат! Мне дали справку: вложено миллиард семьсот миллионов и надо вложить еще до пяти миллиардов. Вы что, намерены перенести достройку комбината в коммунизм? Пустили в ход «теорию»: нам, видите ли, не нужно столько низколегированной стали. Кто это вам сказал? Откуда взялись эти академические побасенки?.. «У нас были соответствующие расчеты Михаила Михайловича»,— осторожно заметил один из инженеров научно-исследовательского института черной металлургии. «Ага-а, опять все дороги ведут к Борисенко! — словно бы обрадовался Земцов.— Неужели вам надо разъяснять, что мы начинаем строить огромный газопровод Бухара — Урал, что нам потребуются миллионы тонн именно такой стали, которую могут дать южноуральцы? Тут у меня лежат еще две справки. Их прислали из совнархоза. Пока вы спорите, защищаете диссертации о промышленном использовании ярских руд, товарищи занимаются практическими делами. Алапаевский завод, по их просьбе, провел испытания газовых труб, изготовленных из природно-легированной стали. Результаты? Да, прекрасные результаты! Сталь что надо! Но южноуральцы не успокоились. Они обратились в институт Патона. Испытания на свариваемость также сверх всяких ожиданий. Вот таблица, полюбуйтесь!.. Так какие будут предложения?»— спросил он в заключение. Предложений ни у кого не оказалось. Тогда он назначил совещание в том же составе на завтра. Оно прошло тише, без проработки. Было решено: достроить комбинат в течение семилетки. Все вдруг ухватились за эту идею — использовать нашу сталь для широкого производства газовых труб. Одним словом, приструнил Земцов... Потом, через неделю, собрались у первого заместителя. Николай Евгеньевич — человек уравновешенный, голоса не повысит. Но видел бы ты, Леонид, как ерзали на стульях наши оппоненты от его спокойных замечаний насчет арифметических приемов решения алгебраических задач! Между прочим, Николай Евгеньевич сообщил, что ЦК придает большое значение природным богатствам Южного Урала, открытым в последние годы. Отсюда вывод, сказал он, строительство южноуральских комбинатов — необходимое условие для быстрейшего освоения Сибири.

— Что и требовалось доказать,— не сдержался Леонид Матвеевич, хотя ему не следовало лишний раз подчеркивать ошибку Рудакова, не пожелавшего подписать докладную записку в Центральный Комитет.

«А подействовал на старика предметный урок,— рассуждал он, возвращаясь из совнархоза.— Хорошо, что Нил сам побывал на совещаниях в Совмине. Во всяком случае полезно для него, определенно полезно. К лучшему, что переживает. Не переживешь — не выздоровеешь. Впрочем, как грубовато начал он сегодня: твоя слезница. И упрек за непослушание, и досаду на свой промах, и, может быть, обиду затаенную,— все вложил в одно слово. И дал понять: я-то, мол, не привык жаловаться, не так воспитан. Выходит, дорогой Нил Спиридонович, по-разному мы смотрим на такие вещи. Для тебя кажется неудобным ворошить грехи бывших министерств, для нас, новичков, делать это совершенно необходимо». Тут Лобов бесцеремонно выругал себя за нечаянную заносчивость. «Слезница, так слезница, черт возьми! В конце концов всякое обращение в ЦК оправдано, если не попусту отрываешь людей от дела. Ведь лед определенно тронулся. Теперь и Рудаков приободрится. Впрочем, он рад больше всех, только прячет свою радость».

Вспомнив, что завтра день рождения Василисы, Леонид Матвеевич зашел в «Гастроном». Купил торт, постоял в очереди — взял два килограмма мандаринов, и потом уже направился домой. Тихонечко открыл квартиру своим ключом, заглянул в столовую — и остановился, даже сделал полшага назад.

Первое, что он увидел,— склоненные над столом две женские головки: темная, с прямым пробором, и светло-русая, в мелких завитушках. Узнав Настю, он не сразу узнал жену (так невероятно было их соседство!). Действительно, его ли это Василиса сидит рядышком, плечо к плечу с Настенькой Кашириной?

— Кто там? — негромко окликнула хозяйка, не услышав, а скорее почувствовав, что в передней раздеваются.

Гостья тоже подняла голову, и Леонид Матвеевич, скрытый полутьмой, встретился одновременно с ожидающими взглядами двух женщин: вопросительным —Васи-Василисы, и забеспокоившимся, зовущим — Анастасии.

— Свои, — ответил он, широко распахнув дверь в столовую.

— Леня! Как ты вовремя! Право, молодчина!.. А это что?

— Сие — торт, как видишь.

— Опять же кстати! Умница ты у меня,— она звонко поцеловала его в холодную, с морозца, гладко выбритую щеку. И тут же смущенно улыбнулась Кашириной.— Простите, какая ненормальная, право. Ведь вы же незнакомы. Знакомьтесь, пожалуйста, Анастасия Никоноровна, Леня!