Седьмая. Ливень юмора для тех, кто в дефиците позитива - [38]

Мама снова начала разгоняться, догонять те упущенные возможности, что унеслись вперед, и вдруг на полной скорости врезалась во вторую беременность. Мной.

Нет. Только не это! Мама испугалась.

Она только выбежала из детского паровозика «чух-чух», и что – опять в него? Сейчас, когда на горизонте замаячила сладкая карьера, ответственная должность?

Нет.

Поэтому история про дочь, которая есть, но которой нет – это идеальный вариант.

И важно было сохранить статус-кво, не ссориться с бабушкой и дедушкой, чтобы они однажды не сказали обиженно: «Забирай свою Олю!»

Мама по факту обеспечила меня всем – детством, заботой, любовью, семьей. В дефиците оставалась только она сама, мама.

Мама была для меня как… кафе.

Кафе – это то, чего нет дома. Дома есть пузатый чайник, батон и котлеты. Это уютно и вкусно, но это не мама. А мама – это мороженое в вазочке с тающими на языке снежинками, пирожное с розочкой крема и пузырики лимонада.

Мама праздник, такой редкий, такой долгожданный и так быстро заканчивающийся. Мама видела меня редко, и ей неизбежно хотелось меня баловать. Когда ты видишь ребенка две недели в году, то нужно впихнуть заботу за все 365 дней – в 14. А это гарантированная концентрированная эмоциональная интоксикация.

Мама любила меня и сильно скучала. И хотела мне хорошей жизни. Но и себе хотела.

Маме казалось, что хорошая жизнь – это кафе, шоколадки и мороженое.

А мне казалось, что хорошая жизнь – это, прежде всего, мама.

Я очень долго шла к мысли, что мама все сделала правильно, когда оставила меня бабушке и дедушке.

Я думаю, если бы она забрала меня, она бы не простила мне и себе все те возможности, что упустила бы из-за меня. Но она упустила лишь одну возможность – быть моей мамой.

Выбрала упустить.

И, прибежав к моему паровозику – чу-чух-чу-чух! – через 13 лет, она обнаружила там взрослую, угловатую, диковатую девушку, которую уже не взять на ручки. А первые шаги, слова и стихи остались там, глубоко в прошлом, и достались не ей. И ни один самый дорогой подарок – дари-не дари – и поход в самое дорогое кафе – ходи-не ходи – нельзя уже обменять на разбитые коленки ее ребенка, которые лечила не она.

Мне, кажется, мама потом поняла это. Не сразу, но поняла.

Я читала байку про Сильвестра Сталлоне, который жил очень бедно, когда еще не был известным актером. Так бедно, что иногда продавал в ломбард драгоценности своей жены, а однажды вынужден был даже продать… свою собаку, своего четвероногого друга. За 15 баксов.

А потом случился «Рокки», и успех, и первый гонорар – 15 000 долларов. Именно за столько Сильвестр выкупил потом свою собаку обратно.

Я не знаю, правда ли это, но эта история об исправленных ошибках мне нравится.

НИКОГДА НЕ ПОЗДНО ИСПРАВИТЬ ТО, ЧТО ЕЩЕ МОЖНО ИСПРАВИТЬ.

А бывают такие ошибки, которые можно понять, а исправить уже нельзя.

Можно просто простить себя. Принять реальность, в которой эта ошибка намертво впечатана в янтарь вашего прошлого. Разрешить себе ошибаться. Полюбить этот янтарь с застывшим прозрением внутри. Осознать, что быть живой равно быть неидеальной. И сладко расплакаться от микса жалости, любви и несправедливости в детском паровозике, который давно заржавел и уже никуда не едет…

* * *

Книга «Апельсинки» – сборник рассказов, смешных и грустных, о взрослении без родителей и о долгой дороге к прощению.

Попутчица

Ира вышла из супермаркета со стойким ощущением: что-то забыла. Точно забыла! Уже подходила к дому, когда поняла: «Масло! Сливочное масло!»

Возвращаться не хотелось. Сумки в руках тяжелые, толкучка в супермаркете изматывает, очереди опять же.

Около дома доживал свои дни магазинчик шаговой доступности.

«Там и куплю», – решила Ира.

Она зашла в магазинчик, отыскала на прилавке масло в прозрачной масленке, без опознавательных знаков. Масло стоило многократно дороже, чем в супермаркете.

– Это какое-то особенное масло? – спросила Ира.

– Да, шикарное просто, фермерское, сейчас дам попробовать, – улыбнулась знакомая продавщица и щедро намазала Ире бутерброд с маслом.

Ира не хотела есть, но укусив кусочек, пришла в восторг. Невозможно словами описать этот вкус – яркий, насыщенный, сливочный!

Ира доела бутерброд с громадным удовольствием. Не масло, а самостоятельное блюдо!

Ира купила брусочек весом 400 граммов, на большее не хватило денег. Домой шла в приподнятом настроении – будто клад обнаружила. Даже усталость прошла, захотелось немедленно побаловать Влада чем-то вкусненьким.

Ира вошла в квартиру, в прихожей крикнула:

– Я дома!

Вокруг было как-то подозрительно тихо.

– Влад? – Ира заглянула в комнату.

Влад сидел на диване, вытянувшись по струнке. Рядом с ним стояли два его чемодана.

У Иры сжалось сердце в тисках плохих предчувствий.

– Что случилось? – спросила Ира.

– Сядь, пожалуйста, – сказал Влад.

– Уезжаешь? – занервничала Ира. – В командировку или от меня?

– Сядь.

– К Ларисе той?

– Сядь.

– Перестань мне приказывать. – Ира подошла к шкафу и рванула на себя дверцы. Пусто.

Значит, все вещи – в чемоданах. В командировку берут обычно самое необходимое. А вот так сметают все с полок, когда уходят навсегда.

Ира стояла лицом к шкафу, спиной к Владу.