Счастливая Женька. Начало - [74]

Рафик понимал. Причем очень хорошо. Он,молча и оценивающе, смотрел на Женьку, что-то прикидывая и обдумывая. Отвечать не торопился. А зачем спешить? Время работает на него, так же, как будет работать эта глупая, к тому же сильно поддающая шлюшка. Ну, у него то, пить ей будет точно некогда. Уж об этом он позаботиться. А как нос воротила, ещё недавно: «Рафик, убери свои руки и не кури в приемной… Фу, ты когда-нибудь меняешь свой халат, Рафик…Рафик, нужно взять уборщицу…» И так далее до бесконечности. – Не-е-т, – глядя на Женьку в упор, думал он, – Сейчас все будет по-другому, моя дорогая. Будешь ты и уборщица, и врач, и прачка, и… все остальное, если я захочу… Он сделал шаг к Жене, и ответил сам себе уже вслух, запуская руки под её накинутую явно впопыхах, с чужого, широкого плеча толстовку: «А я захочу, я обязательно захочу…» – он вдавил Женьку в стену и, навалившись, шарил по её телу влажными, толстыми пальцами, громко сопя и обдавая удушливой смесью чеснока, пота и табака.

Женя давно проснулась, но лежала совершенно неподвижно, уставившись в потолок. Не хотелось ни двигаться, ни вставать, ни, вообще говоря, жить… К тому же она все ещё была под впечатлением своего невероятно реалистичного, почти осязаемого физически, липкого и тяжелого сновидения. В этом сне она грязная и почти обнаженная, идет куда-то вдоль мутной, почему-то вызывающей страх, реки. А на другом берегу стоит её давно покойная бабушка Галина Аркадьевна в черном платке и держит за руку какого-то мальчика. Причем Женька видит его худенькую фигурку, одежду, его невероятно печальное, даже скорбное выражение лица, но не видит его ног. Через мгновение, обдав Женьку дождем колючего ледяного ужаса, на неё снисходит понимание, что этот мальчик её сын и у него, в самом деле, отсутствуют ноги ниже колена. Она пыталась звать его, но голоса не было. Она кричала, плакала и носилась по берегу мерзкой реки, как умалишенная. Но её бабушка лишь грустно ей кивала, а Димка парил в воздухе, не касаясь земли, и окончательно исчезнуть в невесомости ему не позволяла лишь смуглая, жилистая рука бабГали, крепко сжимавшая детскую ладошку.

«Отчего я не переплыла эту вонючую речку?» – эта мысль не давала ей покоя, как будто это имело какое-то значение. Женя задумалась о детях, о том, что кончается лето и надо что-то решать. Но решения не было. То есть варианты, конечно, были, но в каждом отыскивались те или иные недостатки. Женька, сцепив зубы, простонала, натянув на голову одеяло. Из соседней комнаты послышались голоса. Там жили две студентки. А может никакие и не студентки, черт их разберет, Женьке было все равно. У неё, милостью Рафика была хоть и меньшая комната, зато своя, отдельная. Она даже запиралась на ключ. Что Женька и делала всегда, когда находилась здесь. Надо было вставать и собираться на работу. Сегодня записаны человек тринадцать, не меньше. Она села на кровати и, не вставая, достала из прикроватной тумбочки банку пива. Опустошив сразу половину, опять вспомнила, что уже второй месяц не отправляла родителям деньги. Рафик стал платить гораздо меньше. Особенно после того, как она наотрез отказалась с ним спать, пригрозив, что иначе уйдет немедленно. Он вроде бы отстал, но мстил ей тем, что бесконечно что-то вычитал из её зарплаты и накладывал штрафы. К тому же каждый раз напоминал ей, как дорого он платит за то, что живет она в таких королевских условиях. – Надо что-то придумать, – думала она,выбрасывая пустую банку в пакет для мусора, и закуривая, – Родители в её проблемах не виноваты. У них находятся её дети. – А может бросить Москву эту и вернуться? – продолжала она размышлять, натягивая джинсы. Такие мысли все чаще приходили ей в голову, особенно, когда она узнала от бывшего мужа Сергея, что на квартиру, полученную им, когда они были женаты, и где она до сих пор с детьми прописана, он не претендует. Им с Туськой и детьми, слава Богу, есть где жить. Женя оглядела убогую обстановку: солдатская кровать, выкрашенная омерзительной светло-коричневой краской тумбочка рядом, два стула, подоконник, совмещающий функции стола и холодильника и облупившаяся вешалка на двери. Вот и все. Одежда её так и стояла нераспакованной итолько несколько повседневных вещей, грустно висели на стульях, а кое-что из белья помещалось в указанной тумбочке, которая являлась также неким подобием бара и табачной лавки. Разумеется, ничего похожего, с их, с такой любовью обставленной ставропольской квартирой. Но не таким представляла Женя себе возвращение на родину. Она сможет, она докажет, она одержит победу непременно. А иначе, зачем было городить этот московский огород? Для чего? С какой целью? Получается, что все зря? И правы те, кто её отговаривал и был уверен, что эта глупая затея и ничегошеньки у неё не получится? Родители, друзья, знакомые, бывшие коллеги и бывшие мужья, конечно,может и не скажут в лицо, но подумают обязательно, вот, мол, как былас голым носом, так и приехала ни с чем, дурында. И чего ей дома не сиделось… Это ж надо было переться в столицу, чтобы вкалывать с утра до ночи на, во всех смыслах, нечистоплотного частника, при этом фактически находясь на положении бесправной лимиты. Для этого можно было никуда и не ехать. Такого добра и у себя в крае полно. В ванной, не глядя в зеркало, Женя плеснула себе в лицо несколько раз холодной водой, с отвращением вытерлась краешком несвежего полотенца, и мрачно кивнув на сухое приветствие толстой девахи, которая, в расходящимся на мощных ляжках коротком халатике наносила яркий макияж возле грязного окна на кухне, вышла из дома.