Счастливая Женька. Начало - [73]

За спиной открылась дверь, и раздалось упреждающее покашливание:

– Извините, не помешаю? – плотный и широкоплечий Вениамин стоял в узком проеме балконной двери, которой из-за него практически не было видно. Женька расплылась в ослепительной улыбке: «Ах ты ж мой хороший, – промелькнуло у неё в голове, – Вот он мой спаситель, мой рыцарь, есть все-таки бог на свете, – вслух же она произнесла елейным голосом:

– Конечно, конечно, но только, будьте добры, захватите мой рюкзачок, во-он он у зеркала лежит в прихожей, у меня, знаете ли, сигареты кончились, – быстро проговорила Женька, судорожно ощупывая в кармане недавно открытую пачку «Chesterfield».

– Да у меня есть… – вскинулся парень, хлопнув себя по карману.

– Нет, нет, я только свои, благодарю…

Вышедшая за десертом на кухню Шурочка несколько минут любовалась через стекло на оживленно болтающую чудесную парочку: хрупкую, как подросток, гибкую девушку с короткой модельной стрижкой («Сестра моя!» – с гордостью, машинально отметила про себя Шура) и высокого, крупного парня, трогательно наклонившего голову к собеседнице. Шура не видела, да и не могла видеть блестящую фляжку, тускло поблескивающую в глубине боковой полки, рядом со стопкой журналов, уже наполовину опустошенную её так в этот момент радостно улыбающейся сестрой.

– Хорошо, что Венчика пригласили, – с облегчением думала Шура, которая переживала, видя напряженное молчание Жени в течение этого вечера. Она постучала, розовым ноготком в стекло:

– Эй, мы вам случайно не мешаем? Идем, торт есть, – махнула Шурочка в направлении стола, где красовалось нечто шоколадно-кофейного цвета неправильной формы и разной высоты, – Это Володин фирменный, называется «Графские развалины» – громко рассказывала Шурочка, – На вид довольно устрашающе, но вполне съедобно, я точно знаю. Женя энергично и радостно закивала, Вениаминнеопределенно улыбнулся, но при этом смотрел исключительно на Женьку. Про себя Шура отметила, как блестят у Жени глаза. «Да он ей нравится, прямо зарумянилась вся, как девушка! – ликовала она про себя, – А может, что и сложится у них, кто знает. Столько времениодна, бедная… А то, что Венчик попал, это и к бабке не ходи, просто глаз с неё не сводит…»

Выходя, наконец, с балкона, Женя обернулась и подняла искрящиеся, с бесовской хитринкой глаза на молодого человека:

– Давай, убежим отсюда! – шепнула она, – Ну их к монахам, честное слово, долдонят одно и тоже, про средний класс, да про цены на недвижимость, уши вянут…

– Не знаю, я, конечно, за, но вроде и неудобно – мямлил, так как совершенно потерялся под её взглядом и этим теплым пряно-коньячным дыханием бедный Венька.

– Давай, Веми..ни..анмин! Прости… Ох, и имечко у тебя! Можно, я тебяВэн буду называть? Значит, решено? Прогуляемся, а заодно, ты мне расскажешь, почему ты совсем не пьешь. Как это возможно, в принципе? Я лично, – рассыпала мелодичные хрусталики своего заразительного смеха Женька, – этого не понимаю совершенно…

Вопреки Женькиным опасениям Шурочка не стала их уговаривать остаться, а наоборот обрадовалась, когда ребята сообщили им о своём намерении покинуть чуть раньше компанию. Женя доверчиво-невинно потупила взгляд, когда Шурочка, уловив густой и свежий алкогольный дух, исходящий от сестры,взяла её за руку и с тревогой заглянула в глаза. Её муж в это время о чем-то тихо разговаривал с Вениамином.

Спустя две недели после этого, Женя бежала по эскалатору метро, успев заскочить в вагон, и тяжело опуститься на сиденье, забившись в самый угол. «Господи, идиотка, проклятая дура! – метались в голове беспокойные мысли, – Что же теперь делать? Две недели пить безостановочно с малознакомым юнцом, живя при этом с ним в какой-то обшарпанной халупе то ли его дяди, то ли троюродного брата!!! Уму непостижимо! Когда это случилось со мной? Когда мне стало все равно с кем, где, как, и в каком состоянии??», – Женька посмотрела в темное окно, увидела свое лицос запавшими глазами, и брезгливо вздрогнув, отвернулась. Сейчас она ехала на встречу с Рафиком, который после телефонного, десятиминутного, жалобно-обвинительного манифеста в её адрес все-таки согласился с ней встретиться. Её работодатель, увидев вошедшую, в явно мужской толстовке, с натянутым на самые глаза капюшоном, осунувшуюся, дико озирающуюся по сторонам Женьку, протяжно и выразительно присвистнул. Свист был не только высокохудожественным, но и многозначным. Рафику удалось вложить в него и удивление, и испуг, и затаённую глухую обиду, и уничижительное презрение и явную насмешку. После чего владелец небольшого полулегального стоматологического кабинета в юго-западном районе Москвы, глядя на своего бывшего (?) работника Шаповалову Евгению Валерьевну, в данный момент внимательнейшим образом изучающую носки своих кроссовок, Рафаэль Суренович Погосян грязно, длинно и непотребно выругался. Через какое-то время начали разговаривать. Женька твердила одно и то же: ей необходима жилплощадь, любая, но за приемлемую цену. Работать согласна без выходных и сверхурочно. – Рафик, обещаю тебе, ты не пожалеешь, что дал мне шанс, – Женька, подняла на него глаза, полные слез, – Я буду работать за двоих, увидишь, только не говори Володе, что я здесь работаю. Иначе, мне придется уйти… Я так подвела их…Мне просто не к кому больше обратиться в этом городе, понимаешь?