Счастливая Женька. Начало - [110]

Телефон зазвонил резко и непривычно громко. Женя поднесла его к уху, но ничего не успела сказать.

– Димка-а-а, Ди-и-и-ма-а-а, – завывал в трубке незнакомый и страшный Лизин голос. Где-то в отдалении плакал ребенок. У Жени потемнело в глазах. На плечи гранитной тяжестью опустилось безысходное и неумолимое, как смерть, ощущение горя. Она заметалась и непроизвольно вскрикнула. Вбежавший Гарик забрал телефон и усадил жену в кресло. Затем крикнул: «Аллё?!» и пару секунд молчал. Слушал. После чего отрывисто бросил: «Собирайся!» Женя ошарашено смотрела на него, – Что случилось… с Димой? Гарик уже куда-то звонил. Потом обернулся к ней и заорал: «Едем! Быстро!»

Последовательность остальных событий запомнилась трагическими цветными фрагментами. Сидящая на полу у дверей квартиры Лиза. Перешептывающиеся соседи. Багрово-фиолетовое от духоты и крика личико её внука. Беспомощно вытянувшееся тело Димы. Абсолютно и окончательно неживое. Запомнились темно-голубые кисти рук её сына. Его мокрые волосы и ярко-желтая футболка, будто он только что оделся после душа. До неё иногда доносился собственный крик и чьи-то удерживающие руки. Онапоняла:было слишком много людей в этой комнате. Чужих, отвратительных людей, не пускающих её к Димке. К её родному мальчику. К ее ребенку. Надо, чтобы все ушли. И тогда она сможет помочь Диме. Никто кроме матери ему не поможет. Женя умоляла их пустить её. Она кричала и билась в сильных и цепких чужих руках. Пока вдруг её тело не изменилось. В какой-то момент оно перестало её слушаться. Превратилось в чужое, тяжелое и обмякшее. Следующий фрагмент, когда она с Гариком, Лизой и малышом едут в такси к ним домой. Отстраненное, деревянное лицо её невестки. Невидящий, устремленный в пустоту взгляд. Похороны не запомнила совершенно. Будто кто-то заботливый и неравнодушный тщательно стер их из её памяти. На следующий день прилетела Шурочка. Увидев сестру, Женя, с исказившимся лицом, протянула к ней руки и стала заваливаться назад. Подхватить её не успели. Растерявшаяся Шура вызвала скорую.Диагностировали черепно-мозговую травму. В больницесказали, что ещё легко отделалась, так как повреждение средней тяжести. Оставаться там Женя не согласилась. Вечером Гарик забралеё домой. Лизу с малышом устроили в Аниной комнате. Заехать к себе хотя бы за самым необходимым, Лиза категорически отказывалась. Что, в общем-то, было понятно. Даже простой вопрос или самая безобидная фраза могли вызвать неоднозначную реакцию. Она начинала мелко дрожать, заламывать пальцы и отрицательно качать головой. Трудность была в том, что плакать, Лиза не могла. Собственно говоря, как и любить. Последние слезы у неё высохли, когда ей не было шести.Гарик с Шурой сами перевезли вещи. Помимо Лизы, опасения вызывала и Женя. Она почти ничего не ела, по нескольку часов в день проводила на кладбище. Пока была Шурочка, Гарик относительно спокойно работал, а вечером ходил на группу. Но, когда она улетела, надо было срочно что-то решать. Было страшно оставлять их даже на несколько часов. Полуторамесячного ребенка, с находящейся где-то в другом измерении матерью, депрессивно-тревожную Женю, круглосуточно балансирующую на грани нервного срыва и перепуганную, заброшенную одиннадцатилетнюю девочку Аню. Шурочка советовала Гарику чаще оставлять Жене маленького Альбертика. Она верила, и убедила его в том, что это самый логичный, эффективный и беспроигрышный вариант. Тем более, что отношение Лизы к ребенку практически не изменилось. Она слабо реагировала на его плач, забывала о кормлении, неохотно брала на руки. Гарик старался донести до Жени, что без её помощи и участия им не обойтись. Больше всего Гарик боялся, что Женька опять сорвется в запой. В квартире стали появляться его друзья из группы. Женя в их беседах не участвовала, сидела с отсутствующим видом, но и не уходила.Гарик верил, что это добрый знак и радовался этому. Он вообще сильно изменился за последнее время. Он рассказывал жене, что всегда был уверен, что его проблема – алкоголизм. Начав работать по программе, его осенило, что это совершенно не так. Его проблема – трезвость. Он не может находиться трезвым в этом мире и не сходить с ума. Алкоголь был лекарством от злобы, раздражения, неуверенности, обиды. Неким анестезирующим средством от боли, которую ему причинял трезвый взгляд на жизнь.И на начальном этапе он довольно успешно справлялся с этой задачей, но потом, как и любое другое химическое вещество стал вызывать привыкание. Дозы требовалось увеличивать, а время между приемами, наоборот, сокращать. Но результат все равно, чаще всего уже не соответствовал ожиданиям. Теперь же Гарик понемногу учился радоваться мелочам, жить сегодняшним днем, замечать удивительное и прекрасное в самых обыденных вещах. Он шутил, что вряд ли кто-то ещё кроме выздоравливающего алкоголика поймет, какое счастье может доставить хорошее беспохмельное настроение по утрам, чистая одежда, запах свежесваренного кофе, прогулка по вечернему городу. Гарик вытаскивал Женю почти насильно. Без конца что-то рассказывал, объяснял, приводил аргументы. Одним из таких аргументированных предлогов была необходимость гулять с малышом. Лиза это делать отказывалась наотрез. Но самым удивительным, по крайней мере, для него самого, это появившееся вдруг искреннее желание заботиться о других. Гарик рассказывал на собрании, что иногда не узнаёт себя. И не всегда уверен, это, в самом деле, он? Это он встает рано утром и готовит на всю семью завтрак? Да за все его тридцать семь лет этого ни разу не было. Это он звонит с работы каждые полтора часа, спрашивая, как у них делаи что купить к ужину? Это его каждый вечер ждет Аня, чтобы он помог с уроками? В последние несколько лет его употребления,его не то, что не ждали, в большинстве мест ему сказали никогда не приходить вообще. Это его недавно на работе сделали бригадиром и единственный человек, который не поверил и рассмеялся, был он сам? Это он успевает помимо основной работы и вечерних собраний, делать шабашки по ремонту с приятелем и неплохо зарабатывать? Он говорил Женьке, что верил в чудеса лет до трех. А затем перестал. Чтобы снова поверить теперь. Конечно, проблем оставалось более, чем достаточно. Отношения с родителями так и не наладились. Самую большую вину Гарик чувствовал перед отцом. И пока не знал, как это исправить. Немногим мог помочь жене, хотя очень к этому стремился. Очень беспокоили непростые отношения Лизы с ними и с собственным ребенком. Вернее их отсутствие. По своей инициативе, Лиза разговор не начинала. На вопросы отвечала сухо, кратко и неохотно.