Счастливая Женька. Начало - [109]

В ту же ночь Жене приснился сон. Она стоит на берегу то ли озера, то ли моря, неизвестно, так как линия горизонта расплывается в тумане. Очень холодно. Она кутается и прячет лицо от сильного ветра. Вдруг справа от неё послышался всплеск. Женя видит, как Дима,заходит в ледяную воду. Она пытается кричать ему, но голоса нет. Женя бежит за ним изовет его, но он не слышит, хотя находится очень близко. Кое-где вода покрыта льдом. Но он сосредоточенно идет дальше, кромсает лед, проваливаясь в воду. Вдруг он оборачивается и смотрит прямо на неё. На его лице радостная улыбка:

– Мама, – громко и страшно шепчет он, – Ты видишь, я могу, – он опять легко и беззаботно смеется, – Я думал, что не сумею, но ты видишь, мам? Он что-то говорит ещё, но Женя не может разобрать больше ни слова. Она вглядывается в его смеющееся лицо и холодеет от ужаса. Дима смотрит на неё плотно закрытыми глазами, а в его открытом рту нет ни одного зуба.

25

Дима оперся на стол в кухне и попытался успокоиться. Это давалось нелегко, так как обвинительный монолог Лизы по его адресу не прекращался. Сейчас Димка уже не знал, хочет ли он, чтобы она замолчала. Ведь тогда нужно будет, что-то отвечать, чем-то заполнять паузу. А он давно не хотел уже ничего говорить. Не хотел этих скандалов, разборок, объяснений и унизительных, вымученных примирений. Лиза, укачивая ребенка, влетела на кухню:

– Что ты молчишь? Почему ты, как нашкодивший кот, сделаешь человеку гадость, а затем убегаешь?

– Послушай, – Димка намеренно не смотрел на жену, – Я всего лишь спросил, почему ты не гуляла с ребенком. Вот и все. Лиза подошла ближе и, еле сдерживая, охватывающую её ярость, зашептала:

– Нет, не все! Ты не всего лишь спросил… Ты меня обвинил, что я не гуляла с ним, – малыш заплакал, и Лиза, качая его, продолжила:

– Ты думаешь, еслипросиживаешь штаны насвоей никчемной работе, значит, можешь указывать остальным, что им нужно делать?! Димка потер виски и уставшим голосом ответил:

– Ребенок и так почти месяц был дома, неужели тебе его не жалко? Вчера, не гуляли, а такой день был солнечный…

– Хорошо, – она лихорадочно начала собирать ребенка, – Я пойду, конечно, раз муж сказал. Димка зашел в комнату, – Ну зачем ты? И куда, семь вечера уже… Он тронул её за плечо, Лиза вырвалась с каким-то театральным надрывным криком, – Не трогай меня! – развернулась и с ненавистью заглянула ему в глаза, – Никогда меня не трогай, слышишь? Ты, не способный ни на что гребаный недоносок, жертва пьяного зачатия! Я с радостью уйду, понял? С большим удовольствием, чтобы только не видеть этой жалкой физиономии! – она укутала шарфом бутылку со смесью и положила её в коляску. Дима чувствовал себя второразрядным актером в какой-то дешевой, бульварной пьеске.

– Лиза…, – растерянно проговорил он. Открыв входную дверь, Лиза подкатила коляску к лифту:

– Не приближайся ко мне! Чтобы я только сейчас не отдала, лишь бы не видеть тебя больше! – снова заплакал ребенок, – Господи, да замолчи же ты!

Димкино лицо вытянулось и побелело, он стоял и молчал. Он абсолютно не знал, что полагается делать в такой ситуации. – Как все глупо, – думал он, – Боже мой, зачем это? Как же это тупо и мерзко… Жалобно и громко плакал в спальне Альбертик, ему шел второй месяц, и что-что, а кричать он уже научился. Лиза вернулась за ним в комнату. Уложив его в коляску, она накрыла малыша пледом, оделась, и не глядя на Диму, вышла из дома. Негромко и глухо щелкнул дверной замок, будто подавая сигнал. – Вот и ладно… – тихо ответил ему Димка. Он достал из заднего кармана начатую пачку циклодола и закинул в рот четыре таблетки. Открыл холодильник, взял бутылку водки и попытался запить. Не вышло, он закашлялся, облил футболку и еле справился с приступом тошноты. Димка чертыхнулся, налил водку в стакан, подобрал две размокшие таблетки и выпил залпом. Открыл кран и долго пил воду. – Чертова синька! – прошептал он, отдышавшись, – Как её вообще люди пьют? Вот мать его, например, жить без этого дерьма не может… При взгляде на бутылку, Димка с отвращением поморщился. Затем выпил оставшиеся таблетки и вышел на балкон. Первым делом он, как всегда, глянул на торчащий сверху арматурный крюк. Он почему-то всегда его успокаивал. Каким образом и для чего его оставили, было совершенно непонятно. Димка часто размышлял над этим. Что это? Огрехи нерадивых строителей или крюк имеет какое-то функциональное предназначение? Точно по центру он выступал из бетонной плиты на хорошие десять сантиметров и был даже побелен, как и она. Вроде бы так и надо. Будто такая инсталляция является абсолютно нормальной, и вовсе не считается чем-то предосудительным. Димка подмигнул ему, какзаговорщику и вынул сигареты. Вот ещё одна гадость из «нормальной» жизни, которую он не в состоянии был понять. Но сейчас было нужно, так положено. Димка был уверен, что это обязательный ритуал, при несоблюдении которого может произойти все, что угодно. После двух затяжек, он потушил сигарету и надел чистую футболку. Потом снова налил водку и достал коробку с лекарствами. Зачем ему это Димка и сам точно не знал. Содержимое домашней аптечки было ему прекрасно известно. Тем не менее, он насобирал в пригоршню какой-то лекарственной чепухи и уже без содрогания запил все это добро водкой. После этого, в голове у Димки кто-то зычно скомандовал: «Пора!» Его шатнуло, он схватился за раковину, улыбнулся и погрозил кому-то пальцем. «Поторопись, милый…» – нежно шепнул ему на ухо бархатный женский голос. Димка, засунул голову под умывальник и открыл кран. После этого, он действовал быстро и четко. Тщательно причесав волосы, достал с антресолей синее казенное одеяло и завесил балконное окно. Затем из глубины кладовки достал поломанный утюг, который Лиза сказала выбросить ещё месяц назад и отрезал шнур. Немного повозился с ним, закрепляя в крюке. Зато петля с самого начала вышла отличная. В меру подвижная ис надежным узлом. Не зря так долго тренировался. Под ней он установил казарменный табурет, выкрашенный белой масляной краской с изогнутой прорезью в центре. Он нравился ему за прочность и основательность. «Фундаментальная вещь, – с уважением похвалил он его, – А многовато у нас армейских предметов», – хмыкнул он, разглядывая криво висящее солдатское одеяло с небольшими, аккуратными дырками по бокам. Димка почувствовал, как его руки становятся ватными. Но хуже было то, что в глазах несколько раз становилось темно. Это было даже немного забавно, как будто в голове у него кто-то баловался и иногда выключал свет. Потом Дима сел за компьютерный стол, вырвал лист из блокнота и написал большими печатными буквами «Прости меня, сынок, но другого выхода нет. Дальше будет только хуже. Всем, но в первую очередь, тебе. А я бы этого очень не хотел. Лиза! Я не верю, что в тебе совсем нет любви. Умоляю, позаботься о сыне. Дмитрий». Димку снова качнуло, в глазах сделалось темно. Он испугался, что потеряет сознание, – Вот бы хохмабыла, – подумал он, с жадностью опустошая стакан с водой. Во рту страшно пересохло. Было ощущение, что его язык увеличился в несколько раз. Хорошо, что не нужно ни с кем разговаривать, едва успел подумать он, как зазвонил телефон. «Мать, – с глухим раздражением промелькнуло в голове, – Ого, четыре пропущенных, а услышал сейчастолько крайний вызов». Дима отключил телефон и бросил на кровать. Затем быстро вскочил на табурет, при этом чуть не упал. На лоб выступила испарина, от мысли, что он не успеет. И вот сейчас услышит в двери поворот ключа. Нет, хватит на сегодня дешевых мелодрам. Он накинул на шею петлю и стал дышать часто-часто. Будто впрок. Сквозь дырки в одеяле было видно, что на улице окончательно стемнело. И стало гораздо холоднее.Но Диме было очень жарко. Во рту снова пересохло. И в глазах потемнело. На этот раз свет зажегся не сразу. Мелкие пакостники в его голове, видимо, не на шутку разошлись. Димка хлопнул себя по щеке. Ему показалось, что некто коснулся её мягкими, теплыми губами, а затем нежным голосом шепнул: «Давай, малыш! Сделай шаг! Это, как твои любимые прыжки в воду. И даже лучше, вот увидишь». На какую-то долю секунды, он почувствовал под ногами трамплин. Казалось, что старый верный табурет дрожит от нетерпения и пружинит. А вот он будто замер в ожидании и ждет толчка. Всё Димкино тело превратилось в струну. Он стоял на краю табурета, наклонив голову. Сердце билось в груди такими мощными толчками, что он удивился, почему до сих пор у него целые рёбра. Неожиданно стало очень тихо. В мире исчезли все звуки. Руки взметнулись над головой. Всё напряжение, вся мощь ушли в правую толчковую ногу. Левая приподнялась. Во всех этих действиях совершенно не принимал участия разум. Димка резко оттолкнулся и прыгнул. От падения табурета раздался страшный грохот. В ту же секунду в голове у Димки что-то разорвалось тысячами алых брызг. Он явственно увидел внутренний рельеф собственного черепа. Словно в кинотеатре в лунном просвете зажглисьогромные буквы. Мерцающая надпись была выполнена в готическом стиле и бежала кровавыми ручейками с призрачного экрана куда-то вниз. Возможно, прямо в изувеченную шнуром гортань и дальше, вдоль судорожно подергивающегося тела. «Game over» – мигнула надпись снова. После этого раздался мерзкий щелчок и свет погас. Теперь уже окончательно.