Счастливая Женька. Начало - [107]

Наиболее мерзким было то, что она во избежание увольнения, преподнесла на работе чудовищную легенду о смерти брата Ярослава. Придуманную ею лично от начала и до конца. Женька в этот момент находилась в каком-то оглушенном состоянии, в условиях дичайшего алкогольного плена, распластанная в тисках зависимости и безысходности. С одной стороны, ей необходимо было выходить на работу, так как подаренные Ириной Анатольевной три дня мгновенно истекли. И невозможность осуществления этого по причине своего заболевания. Вот тогда и пришла ей в голову эта дикая мысль. Женя выслушивала сочувственные, но весьма заезженныефразы. Они начинались с сокрушенного прицокивания:«такой молодой…», «как же так…», и«еще жить бы да жить…». И ещё люди осторожно старались выяснить, что же все-таки произошло: «…а что же он, болел?» А заканчивалось все неизменным пожеланием царствия небесного. Женьку интересовал только отсроченный выход на работу и больше ничего. Из-за этого отвечала она печальным голосом, но короткими и весьма туманными фразами. На что-то большее её уже не хватало. Женя не знала, что приходящая уборщица у неё на работе знакома с её матерью. И сердобольная эта женщина, взяла да и позвонила Зинаиде Евгеньевне. Исключительно из добрых побуждений, чтобы выразить соболезнование по поводу безвременно ушедшего сына Ярослава. Который, между нами говоря, в это самое время, в полнейшем здравии и благополучии, как физическом, так и душевном, отдыхал с новой пассией в Черногории.

Если Гарик, ещё мог сохранять хотя бы какую-то видимость активности, то Женя вела уже полурастительное существование. Она в этот период напоминала героиню советского документального фильма «Женский алкоголизм: болезнь или распущенность». Женя ещё больше похудела, так как ничего не ела. Организм ничего уже не принимал. Даже алкоголь. Женька плохо ориентировалась во времени и пространстве, у неё непрерывно дрожали руки, и она с трудом разговаривала. За Аней, как мог, присматривал Гарик. Он готовил еду и даже помогал иногда с уроками. Зинаида Евгеньевна после инцидента с фиктивной смертью всякое общение с дочерью прекратила. Женина мать пришла,безоговорочно, хоть и к грустному, но логическому, в общем-то, выводу, который заключался в абсолютной невменяемости её дочери. И полной её несостоятельности, как матери. На этом основании она потребовала, чтобы Аня снова жила у неё. В чем ей было негромко, но категорически отказано. Женя по состоянию здоровья в переговорах не участвовала. Зинаида Евгеньевна, исполненная праведным гневом, стояла в дверях, намереваясь войти. Снег с её шарфа быстро таял и уже в виде жидкой консистенции истекал на половик. Гарик, бледный и нетрезвый, в квартиру тещу не пускал. Стоял намертво. За его спиной полыхнули иссиня-черные глаза её внучки. Женщина, увидев девочку, неожиданно заголосила так, что Гарик и Аня одновременно вздрогнули:

– Ой, Господи, дите, ты мое бедное, разнесчастное! – Зинаида Евгеньевна шмыгнула носом и сделала ещё одну безуспешную попытку войти. – Аннушка, внученька, собирайся, поедем до бабы. Гарик, удерживая дверь, процедил сквозь зубы:

– Зинаида Евгеньевна, прекратите немедленно, Аня останется здесь, с матерью. Зинаида Евгеньевна на минутку ослабила хватку и совершенно другим, насмешливым тоном проговорила:

– Да что ты говоришь! Это где же здесь? Там где моя чокнутая дочь с сожителемне просыхают уже неделю? И с какой же матерью это бедное дитеостанется? – интонация Зинаиды Евгеньевны ничего хорошего не обещала. – С матерью, которая хоронит живых родственников? – она неожиданно рванулась за дверь и крикнула: «Анечка, детка, одевайся! Я тебя жду». Гарик вверенную позицию удержал, ценой знатного дверного толчка в бедро:

– Перестаньте, Зинаида Евгеньевна, я вам сказал, девочка никуда не идет!

И ещё, насчет сожителя, – Гарик потер ушибленное место, не выпуская из поля зрения, дверь, – Вам прекрасно известно, что мы в законном браке, для чего вы устраиваете этот спектакль? Да ещё перед ребенком?! Отдышавшись, его теща с презрением выдохнула:

– Послушай, ты! Мне на тебя наплевать сто раз, кто ты и что ты, ясно? Но моя дочь уже пропила мозги настолько, что объявляет умершим родного брата! Только, чтобы не останавливать своё пьянство… Этодаже для неё чересчур…Доходит, нет? – Зинаида Евгеньевна, с удивлением, посмотрела на внучку, которая и не думала одеваться, – Но и это бы ладно, хотите спиваться, ваше дело, но тут моя внучка! Она здесь причем? – Зинаида Евгеньевна уже дышала со свистом. Аня подняла на неё глаза и тихо сказала:

– Я здесь останусь, бабушка, – развернулась и ушла к себе.

Зинаида Евгеньевна,медленно отступая, покачала головой:

– И ребенка застращали, сволочи! Ладно, я на вас управу найду!Поворачиваясь к лестнице, она громко объявила:

– Я в суд буду обращаться, понятно тебе? И на этот раз добьюсь лишения её родительских прав, – дыхание стало хриплым и прерывистым, но Зинаида Евгеньевна не останавливалась. Где-то на уровне первого этажа, все ещё доносилосьеё зычное и выразительное:

– Алкаши чертовы! Житья от вас, проклятых, нет! Да чтоб вы повыздыхали по всему свету, окаянные.