Счастье на высоких каблуках - [37]

Потом Марина взяла Лену к себе на работу, и деньги потекли рекой. Впервые Лена почувствовала себя равной сестре. К ней относились с почтением, и Лена не отдавала себе отчета, что дело лишь в том, что она – сестра владелицы. Она возомнила себя царицей морской. Хамила коллегам. Задирала нос. Все закончилось в один момент. Марина в очередной раз разорилась, и Лена возненавидела ее еще больше. Как будто Марина у нее что-то украла – и королевскую зарплату, и уважение окружающих, и возможность безнаказанно хамить.

– Теперь мы совсем далеко друг от друга, – сказала сама себе Лена, стоя в яме по колено в воде и закрывая голову руками. – Дальше некуда.

Впервые она задалась вопросом, как бы поступила в такой ситуации Марина. Лена подумала, что сестра не сдалась бы. Всплыла бы. Откопалась. Просочилась ручьем. Но что-то сделала бы.

Через два часа Марина села на кухне и принялась смотреть, как Дима демонтирует пенопластовые панели, аккуратно отделяя их от потолка. Он умел держать в руках отвертку. Марина смотрела на большие ладони красивой мужской формы и думала, что такие руки вполне могут держать не только инструменты, но и пистолет, и авторучку, и компьютерную мышку, и руль, и женскую грудь… Она отрицательно покачала головой.

– Что «нет»? – поинтересовался Дима, заметив ее движение. – Я вроде тебя ни о чем не спрашивал.

– Да так, – неопределенно пожала плечами Марина, – это я о своем, о девичьем. А шкафы разбирать будем?

– Будем, – сказал Дима, – мы будем разбирать все.

– А если не найдем?

– А если не найдем, то сюда приедет группа криминалистов и проверит все до последнего винтика. Но проблема в том, что они тоже не всегда и не все находят.

Марина прислонилась спиной к стене.

– Она не могла оставить записки, где искать? Каких-нибудь букв на обоях, стрелочки маркером, чего-то в этом роде? – спросила она.

– Поищи, – просто сказал Дима. – Если увидишь, скажи мне.

Марина еще – в сто первый раз – обошла квартиру. Она уже знала месторасположение всех вещей, всей мебели, всех ковриков, безделушек и немытых чашек. Но никаких записок, стрелочек, палочек, ничего похожего на знак.

Наконец Марина вернулась к табуретке, на которой стоял Дима. Он протянул ей пенопластовую панель, которую отделил от потолка.

– Под панелью тоже ничего нет, и на панели тоже, – сказала Марина, осмотрев ее. – А почему ты думаешь, что фотография где-то здесь?

– Я бы сам сюда, возможно, что-нибудь спрятал, – ответил Дима. – Отогнул край, положил то, что нужно, и снова приклеил. Место не ахти, конечно, но хоть что-то.

– Ты на себя ориентируешься, это чисто мужской подход, – сказала Марина, – а надо представить, что бы сделала в такой ситуации женщина.

– Мне это недоступно, – сказал Дима, глядя на нее сверху вниз, – я не женщина.

– Если бы у меня был любимый мужчина, которого никому нельзя было бы показывать… – начала Марина и замолчала.

Дима продолжал смотреть на нее сверху вниз. Одна его бровь скептически изогнулась.

– Нет, – сказала Марина, – я даже гипотетически не могу представить, чтобы у меня был мужчина, а я его от кого-то скрывала. Напротив, я бы им гордилась. Это же мой выбор. Просто не могу представить. И фотографию бы на лобовое стекло машины приклеила.

– А если бы это был прораб-работяга? Или урод, который едва достает тебе до плеча? Лысый банан, с носом картошкой, маленький и кривой?

Дима принялся снимать вторую панель.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказала Марина. – Ты мне сразу понравился. А что касается прорабов… Да был у меня как-то один прораб, чего уж скрывать.

Дима протянул ей вторую панель и принялся снимать третью.

– Ничего нет. Зови криминалистов, – сказала Марина, – пусть теперь ищут.

На улице горели фонари. Стекло в квартире Лены было пыльным и давно не мытым.

– И все-таки, – сказал Дима, – вот у тебя, допустим, есть женатый любовник…

– А если мы узнаем или догадаемся, кто это, надо же еще будет его расколоть, – перебила Марина, – потому что формально он ни в чем не виноват. С моральной точки зрения, да, супружеская измена – это нехорошо, но в Уголовном кодексе такой статьи нет. А остальное надо доказывать.

– Можно взять на понт, – сказал Дима, – сообщить: я, мол, точно знаю, что он был любовником твоей сестры и что он – убийца Жанны, и посмотреть на реакцию. Жаль, что мы не знаем, кто это. Был бы Игорь или фотография… Но у нас ни того, ни другого.

– И Лены тоже у нас нет.

– Лена у него. Или лежит в сырой земле.

– Игоря мы так просто не найдем, – покачала головой Марина. – Думаю, он…

– Если он возьмет билет на поезд или самолет, если он хотя бы на минуту включит мобильный телефон, если он вернется домой – он у нас в руках, – сказал Дима.

Марина взглянула на него с уважением.

– И все-таки, – повторил Дима, – подумай. Вот у тебя есть любовник, которого ты никому по каким-то причинам не показываешь, скорее всего, потому, что он настаивает на инкогнито. Куда ты положишь его фотографию?

– Если я действительно люблю его, я буду носить фотографию с собой, – сказала Марина, – но это так, чисто теоретическое соображение. Я не буду этого делать. Я не способна носить у сердца чью-то фотографию. Я вообще не сентиментальна, рюшечки и уси-пуси – это на самом деле не по-женски. Это по-детски. А я – взрослая женщина.