Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний - [54]

Иван Витольдович неловко и тяжеловато побежал, поскальзываясь на раскатанных дорожках, добежал до сугроба, из которого торчала девочка, и крикнул:

– Ты жива?.. Не пострадала?..

Из толщи снега раздалось негромкое сдавленное мычание, а ноги задергались по льду еще сильнее. «Задохнется!..» – в ужасе подумал Иван Витольдович, моментально прикинул все варианты, задрал пуховик, схватил девочку за пояс лыжных штанов, уперся правой ногой в сугроб и с силой дернул. Девочка вылетела из сугроба, как пушечное ядро, увлекая его за собой на землю.

– Дратути, – почему-то сказал он, садясь на землю.

– Вы, блин, кто вообще?! – завопила Наталья, судорожно нашаривая покрасневшими без перчаток руками уже раскисающие на снегу листы бумаги, с плохо читаемой фотографией Чаушеску и номером телефона на неаккуратно нарезанной бахроме.

– О! – удивился Иван Витольдович. – Сзади пионерка, спереди пенсионерка.

– Чего-о-о?!.. – взметнулась она и швырнула ему в грудь комок безвозвратно утерянных бывших объявлений. – Иди отсюда, психопат подзаборный!..

– Справедливости ради, подфонарный вообще-то.

Наталья пыталась встать, но онемевшие, почти отмерзшие насовсем красные руки не слушались, ноги скользили, и вдруг она, сама, не ожидая от себя такой подлости, упала на сугроб и зарыдала.

– Ты чего это?.. – изумился Иван Витольдович и подъехал на пальто ближе.

И там, на совершенно пустом проспекте, по которому еще не поехали даже снегоуборщики и первые троллейбусы, сидя под фонарем в грязном сугробе, захлебываясь слезами и прозрачными соплями будущей ангины, она вывалила на незнакомого нетрезвого человека все последние две недели – пропажу Чаушеску, похороны матери, звенящую пустоту в квартире, где ее никто не ждет, бессонные ночи в интернете на сайтах потеряшек, не выданный в банке кредит на памятник, всю свою бестолковую, никчемную жизнь, в которой нет ничего – ни брака, ни детей, ни елочных игрушек, ни друзей толком, никого, кто мог бы хотя бы иногда сказать: «Да брось ты, Наташка, все как-нибудь разрулится, будет и на нашей улице попойка и мордобой».

Иван Витольдович полез в карман за носовым платком, но обнаружил, что носовой платок исчез в недрах кабака вместе с вырванным карманом, и вдруг спросил:

– Слушай, а это не ты написала про дикую утку в туалете Макдоналдса, которую обнаружили спящей, а потом не могли разбудить и выгнать?..

– Я! – всхлипнула Наталья.

– Мы ржали всей компанией. Очень смешно. У тебя случайно не осталось нормальной фотографии, не раскисшей? Вообще бросай ты реветь. Все как-нибудь разрулится.

– Осталось!.. У меня вагон фотографий!.. – снова заревела Наталья и ткнула телефоном ему в нос.

– Знаю я это свиное рыло.

– В смысле – знаешь?! – моментально обсохла Наталья.

– В коромысле. У меня есть партнер по бизнесу, он управляет частной киностудией. Продакшен-студией. Или как там у них. Так вот, это свиное рыльце у них уже три дня живет на проходной, палкой не вышибешь, я его вчера там видел, когда заезжал. Его там охранник ночной кормит и греет у себя в будке.

– Ты уверен, что это он?

– Совершенно, такое ни с чем не перепутаешь и не развидишь потом. Как это зовут хоть?

– Чаушеску.

– Вот сразу видно зрелую барышню из интеллигентной семьи.

* * *

Гермес шел по коридору студии, за ним, преданно глядя в широкую прямую спину, семенила секретарша, нагруженная планшетом, ноутбуком и боксом с фотографиями, два стилиста (один имиджмейкер) и еще несколько человек неопределимой принадлежности.

Навстречу ему по коридору шла Катерина, только что проснувшаяся знаменитой в связи с главной ролью в историческом сериале, выходящем в прайм-тайм на самом главном федеральном канале, где она сыграла самую настоящую шальную императрицу, – шла, покачивая всем телом и особенно длинными изящными руками в широких рукавах летящего шелка, взмахивая пружинами кудрей, подпрыгивая и светясь.

Гермес услышал снова этот звук – как будто где-то внутри с резким звуком оборвалась пружина, удерживающая ключ музыкальной шкатулки, и дребезжащая музыка понеслась вскачь, неуправляемая, неконтролируемая, разрывающая грудную клетку и голову. Немного подкатило к горлу, и все вокруг покрылось неравномерными пятнами сусального золота. Он собрался, улыбнулся издалека и уже было открыл рот, чтобы поздороваться и завести беседу, но Катерина, все так же улыбаясь и подпрыгивая, демонстративно прошелестела шелком мимо – прямо до зеркала, потом достала телефон, повернулась выгодным профилем, надула губы и быстренько запилила селфак в инстач, лаконично подписав «Звезда ващет».

* * *

– Наташа, – сказал однажды Иван Витольдович, поглядывая поверх очков на развалившегося на веранде в солнечном пятне Чаушеску, – тебе не кажется, что твой диктатор немного разжирел?..

– Не немного, – флегматично заметила Наталья, поглаживая пальцами ноги голое пузо диктатора, беспардонно распластанное по мозаичному полу, – он набрал килограмма три, если не пять. Но вообще это счастье.

– Счастливый колхоз имени толстого диктатора, – фыркнул Иван Витольдович, – дирижаблем срочно вылетел в красивое высокотехнологичное будущее, влекомый собачьей упряжкой.