Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II - [168]
Разбирая комедию Минаева, Скабичевский обращался – за некоторыми исключениями – к тем же эпизодам и особенностям пьесы, что и Никитенко. Он также цитировал монолог Балкашина о «спетой песне» и отмечал, что автор «явно подражает» Грибоедову989. Главное сходство между Никитенко и Скабичевским состоит в выводах: по мнению критика «Отечественных записок», как и по мнению Никитенко, именно Балкашин представляет собою авторский идеал и играет «роль добродетельного героя-прогрессиста»990. Наконец, Скабичевский также писал о сатире в комедии, однако считал ее неудачной: «типических образов», по его мнению, в пьесе нет, вместо же них фигурируют «карикатурные шаржи» или «лица совершенно бесцветные и стереотипные»991.
Таким образом, Никитенко, похоже, поддерживал Минаева не только в силу художественных особенностей его пьесы: академик хотел наградить драматурга, вызвавшего раздражение в «нигилистическом» лагере. В принципе, он воспринимал пьесу Минаева примерно так же, как и Скабичевский, однако переставил акценты: если для критика «Отечественных записок» преклонение перед «добродетельным прогрессистом» было знаком бездарности и ретроградности автора, то для Никитенко – проявлением «истинного реализма» и взвешенной политической позиции. Тот факт, что в комедии выражающий эти убеждения герой вряд ли может быть однозначно охарактеризован как правый, никого уже не интересовал.
Как легко догадаться, реакция «Отечественных записок» на награждение пьесы Минаева была далеко не восторженной. 29 сентября, сразу же после объявления о победе драматурга, вхожий в радикальные круги А. Н. Плещеев писал драматургу и секретарю Общества русских драматических писателей В. И. Родиславскому: «Минаеву дали Уваровскую премию. Это просто черт знает что такое. В прессе это производит решительный скандал! И против этого готовятся уже статьи самого хлесткого свойства. Не нашли пьесы хуже!»992 И действительно, после издания отчета и перепечатки его в «Санкт-Петербургских ведомостях» в спор вступил Н. К. Михайловский, в своей «хлесткой» статье отозвавшийся и о рецензии Никитенко, которая показалась ему внутренне противоречивой и безнадежно устаревшей, и о комедии Минаева. «Разоренное гнездо» Михайловский оценил так же, как и Скабичевский. В первой статье «Отечественных записок» о пьесе Минаева, например, говорилось: «Недаром г. Минаев счел нужным некоторые характеры очертить в особых комментариях при списке действующих лиц…»993 Об этом же писал и Михайловский, подчеркивая, что не смог бы без этих комментариев понять, чем отличаются друг от друга герои, говорящие совершенно одинаково994. Развивая эту мысль, Михайловский отпустил замечание, явно целящее в славившегося остроумием драматурга: у всех персонажей комедии «острое слово заменяет дело»995. Михайловский с презрением отзывался о попытке Минаева представить в Балкашине «общественного деятеля» и «положительный тип»996. В отличие от Никитенко, впрочем, Михайловский обратил внимание на печальную участь Балкашина в финале, однако вывод, следующий из этого, оказывается сокрушительным: «Я бы понял, если бы он по этому случаю просто молчал, понял бы даже, если бы на этом месте в комедии была белая страница. Но так болтать может только тряпица и фразер…»997 Читать философические монологи о грядущих поколениях, подвергаясь политическим репрессиям, с точки зрения Михайловского, было проявлением поразительного пустословия.
Еще более суров оказался Михайловский к самому Никитенко. Указав на отдельные не вполне удачные или слишком отвлеченные выражения из статьи критика, он особенно резко выразился по поводу цитированного выше утверждения, якобы некие «не достигшие предсмертного возраста» люди должны поддержать Балкашина, а «утописты» – осудить его за слова: «Наша песня спета». По Михайловскому, современным людям необходимо было не уповать на будущие поколения, а продолжать политическую борьбу. Единственные люди, которые могли бы согласиться с Балкашиным, – это отставшие от жизни старики: «Почему же в самом деле семидесятилетний, восьмидесятилетний старик не может сказать: наша песня спета?»998 Критик «Отечественных записок» явно намекал на Никитенко, одобрившего монолог Балкашина и в силу возрасте уже неспособного разобраться в современной литературе и в современной жизни. Слова Михайловского оказались пророческими: через несколько лет Никитенко умер, а в том же году прекратила свое существование и Уваровская премия для драматургов.
Последний акт в истории Уваровской премии ясно показал неспособность академиков точно идентифицировать не только героя, но и автора-«нигилиста». Осуждая за «реальное направление» Островского, академики наградили за борьбу с этим же направлением одного из его ярчайших представителей. Неудивительно, что Скабичевский, вообще не славившийся особой проницательностью и разъяренный намеком драматурга на себя и своих знакомых, не смог оценить сатирического замысла Минаева. Однако ошибка Никитенко и других академиков очень ясно демонстрирует, что распределявшая награды комиссия была не более проницательна. Во многом это, конечно, связано с объективной сложностью: как показывает пример героев Лескова, непросто было отличить «нигилиста» от прокурора, а эпизод с комедией Маркова отчетливо продемонстрировал, что даже цензор мог принять генерала за «отрицателя» (см. предыдущий раздел). Репрезентировать «нигилиста» оказалось исключительно сложно, поскольку трудно было понять, каким такой герой должен быть.
