Сбежавшее лето - [48]

Стало совсем темно, снова пошел дождь. Втянув голову в плечи, они бежали по лужам к стоянке машин.

—  Удалить аппендицит — это все равно что удалить гланды? — спро­сила Мэри.

—  Даже легче,  пожалуй.  Горло потом  не  болит.  Не  беспокойся,   ми­лочка.

—  Я   не   беспокоюсь.   По-моему,   Кришне   повезло.   (Мэри   очень   пон­равилось в  больнице,  когда  ей  удаляли  гланды:   за  ней  так  ухаживали!) Теперь с него будут сдувать пылинки,— объяснила она со вздохом.

Тетя Элис схватила Мэри за руку и прижала к себе.

И Мэри прижалась к тете. Так было приятней, потому что шел дождь и похолодало.

—  Что теперь будет, тетя Элис?—спросила она.

—  Видишь   ли,— неуверенно   ответила   тетя   Элис,— к   нам,   наверное, придет полицейский и захочет с тобой поговорить. Задать тебе несколько вопросов. Но пусть тебя это не пугает. Либо я, либо дедушка будем с то­бой...

—  Я  ничего  и  не  боюсь.  Это  ужасно  интересно.— Как  можно  поду­мать,   что  ее   это  напугает! — Но  я  спрашивала  не  про  себя.  Что  будет с Кришной?

—  Это решит министр внутренних дел,— сказал дедушка.— Как пра­вило, детям не разрешается въезд в Англию и проживание здесь без ро­дителей.   Но  в   случае   с   Кришной   министр   может   сделать   исключение, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь...

—  Лучше    пусть    сделает,— сказала    Мэри.— После    всего,    что    мы совершили! И какое отношение ко всему этому имеют его родители? У него ведь есть дядя, с которым он может жить, правда?

—  Боюсь, это не совсем то, что отец с матерью.

—  Дяди и тети часто бывают лучше родителей,— заявила Мэри. Дедушка улыбнулся и закурил свою трубку.

—  Я рассуждаю с юридической точки зрения,— сказал он.— Так гла­сит   закон.— Дым   кудрявился   вокруг   его   младенческого   лица,   пока   он рассуждал об иждивенцах, то есть о детях и родственниках, не способных заработать себе на жизнь, об иммиграционных законах и квотах.

Хотя Мэри уже начало клонить ко сну после горячей ванны и обиль­ного ужина, она старалась делать вид, что ей хочется не спать, а слушать. Дедушка давал объяснения с таким же удовольствием, с каким она рас­сказывала ему и тете Элис, как собственноручно спасла Кришну от двух мужчин, которые похитили его, как спрятала его и кормила...

—  То-то я заметила,  что продукты  у нас расходуются гораздо быст­рее,  нежели прежде,— сказала тетя Элис,  но,  кроме этого единственного замечания,  они оба слушали ее,  не перебивая и не напоминая о том,  что ей пора спать.

Беседовать с ними было гораздо приятнее, чем с полицейским, который пришел, когда Мэри ужинала. Тон у него был почти легкомысленный, он чуть ли не забавлялся, подумала Мэри, задавая ей вопросы: спросил, когда точно Кришна прибыл в Англию, где они его прятали и зачем, и записал ее ответы в свой блокнот. И при этом не переставая улыбался и шутил, словно они играли в какую-то веселую игру, а не занимались серьезным делом!

Вспомнив об этом сейчас, Мэри рассердилась.

—  Мы нарушали закон, правда? — спросила она, перебивая дедушкин монолог.

Дедушка всполошился:

—  Видишь ли,   милочка...— Он постучал трубкой,  вытряхивая  из  нее табак.— Я знаю, ты не поняла,  но, строго говоря...

—  Конечно,   вы  нарушали  закон,   Мэри,— сказала  тетя  Элис.— И  по-моему,  правильно делали!

—  Элис! — попытался остановить ее дедушка.

—  Некоторые законы следует нарушать,— заявила тетя Элис.— Будем называть вещи своими именами. Нечего делать вид, будто Мэри с Саймо­ном не понимали, что делали, будто это всего лишь детская шалость. Это... Это оскорбительно для них обоих!

У нее был такой возмущенный вид и такой возмущенный тон, что Мэ­ри захотелось подбежать и обнять ее.

— Видишь ли...— начал дедушка. Потом он усмехнулся и откашлял­ся,— Элис, а предложить, чтобы она шла спать, тоже оскорбительно? Уж поздно, и, по-моему, даже самые закоренелые преступники не чужды усталости. Кроме того, ближайшие несколько дней, по-видимому, будут не простыми...— Он снова набил трубку и довольно долго утрамбовывал табак. Затем посмотрел на тетю Элис поверх пламени спички и спро­сил:— Ты уже ей сказала?

—  Пойдем, милочка,— заторопилась тетя Элис.— Дедушка прав. Пора спать.

Обычно, когда Мэри говорили, что пора спать, она ужасно раздража­лась, но сегодня восприняла это напоминание спокойно. Оно показалось ей дружеским, словно кто-то обнял ее за плечи. Она поцеловала дедушку и пошла наверх, зевая и волоча ноги, а тетя Элис следовала за ней со сло­вами: «Пора баиньки...»

И только уже лежа в постели, она сквозь сон спросила:

—  Сказала мне о чем? О чем вы мне не сказали?

Тетя Элис стояла у окна. Она раздвинула занавески и с минуту гля­дела в темень. Затем подошла, села на край кровати и сказала небрежным, легкомысленным тоном:

—  Через несколько дней приезжает твоя мама.

Мэри ничего не ответила. Вокруг головы тети Элис был ореол света от стоявшей за ее спиной лампы. Мэри сощурилась, ореол стал колючим.

—  Хорошо, правда? — спросила тетя Элис.

—  Да,— ответила  Мэри  только  потому,   что  тете   Элис  хотелось  это услышать.

Она решила было спросить, заберет ли мама ее домой, и сказать, что ей не хочется уезжать, но чувствовала, что сказать этого не сможет. Тетя Элис терпит ее в доме только потому, что она вообще человек поклади­стый, но в глубине души вряд ли согласится, чтобы Мэри и дальше жила с ней. После всего, что Мэри рассказывала про нее!