Сбежавшее лето - [40]

—  А Ноакс? От кого бежит Ноакс?

—  Ноакс?—переспросил    Саймон.— Ноакс    бежит    от    цивилизации. Вот он настоящий беглец.

После того как Ноакс провел на острове несколько дней, его почти не стало видно. Он превратился в дикое животное. Потом опять начал появ­ляться, особенно когда жарили рыбу, но лежал в сторонке в ожидании сво­ей доли. Большей же частью они видели его издали: в траве мелькал ко­мок меха. Однажды ночью Саймон видел, как он играл на берегу: черная тень, подпрыгивая, танцевала на трех ногах, рычала и, как котенок, ловила собственный хвост. Днем он часто бывал поблизости, но предпочитал, по-видимому, чтобы его не замечали: следил за ними из-за зарослей родо­дендронов и терновника, а если они приближались к нему, лежал, рас­пластавшись на земле. Повязка у него отпала, он растолстел, шерсть на нем лоснилась. Он кормился самостоятельно: ловил полевых мышей и пти­чек, с которыми расправлялся весьма деликатно, оставляя от них только перышки, а один раз Мэри застала его за уничтожением маленького кро­лика. Он угрожающе зарычал, сверкая своим единственным глазом, и она торопливо попятилась назад.

Она боялась, что в один прекрасный день он исчезнет навсегда, но Сай­мон утверждал, что никуда он не денется.

—  Убежать с острова  он  не может,  пока не  научится плавать,— рас­суждал   он.— Путь  только  один — по  доске,   но  вряд   ли  он  пройдет  по ней на трех ногах. Ему никогда не уйти отсюда.

—  Как и мне,— отозвался Кришна.— Никогда.

—  Откуда ты знаешь?—спросил Саймон.

—  Знаю. Я буду жить здесь, пока не стану старым-престарым.

—  В той книге у дяди я прочел,— сказал Саймон,— что люди, которые построили грот, наняли человека,  чтобы он жил там, как отшельник. Им казалось  романтичным,   что   у  них   в  гроте   живет   настоящий   живой  от­шельник, которого они могут демонстрировать своим  знакомым,  когда те приезжают к ним в гости.  Они платили ему двести фунтов за то, чтобы он ходил в тряпье, сидел и мыслил, но ему очень скоро все это надоело, и он сбежал.

—  Наверное, он был ненормальный,— решил Кришна.

— Не знаю. По-моему, ему было просто тоскливо жить одному.

—  Мне никогда не будет тоскливо,— заявил Кришна.— Когда начнет­ся учебный год,  я останусь здесь один и буду отшельником.

—  Лучше не напоминай,— застонал Саймон.

—  Ты   не   любишь   ходить   в   школу,   Саймон?—засмеялся   Кришна.

—  А какой нормальный человек любит?—вмешалась Мэри.

Неудачная это тема для беседы, решила она. Саймон сразу стал задум­чивым, что было плохим признаком. Он ни разу не говорил, сколько сумеет пробыть на острове, и она у него не спрашивала. Пусть он и сейчас не думает об этом.

—  А вы  знаете,  что орехи уже созрели?—спросила она.— Я видела утром. На большом дереве возле рябины.

Они знали, о каком дереве она говорит. Они знали каждое дерево, каж­дый куст. Остров был, наверное, в полмили длиной и в четверть мили шириной. Мальчики ни разу не покинули его, и каждое утро, когда она приходила, теперь уже бесстрашно балансируя на доске моста, Мэри ка­залось, что она входит в замок. Озеро было наполненным водой рвом, а грот — главной башней замка. Иногда они разжигали в главной пещере костер и смотрели, как от языков пламени меняется цвет ее хрустальных сводов.

В главной пещере было сыро, потому что через нее бежала вода, но в верхнем помещении, где спали Саймон с Кришной, было тепло и сухо. Пол они застелили засохшими стеблями кудрявого папоротника, от кото­рого шел сладковатый запах плесени.

Мэри завидовала тому, что они спят на таком чудесном ложе. Разве можно сравнить папоротник с простынями? Собственно говоря, пребыва­ние на острове было ни с чем не сравнимо. Когда вечером она возвраща­лась домой, ей казалось, что она из цветного фильма переходит в черно-белый...

—  Ты,  наверное,  скучаешь,  Мэри,— сказал дедушка.— Это уж я ви­новат, извини, пожалуйста.

У   него   от   ревматизма   болели   колени,    и  он   не    мог   купаться    в море.

—  Как назло,— ворчал он.— Лучшее лето за  многие  годы,  а  я сижу дома.

—  А   на   пляже   тебя   хватил   бы   солнечный   удар,— заметила   тетя Элис.— Кроме того, там грязно от этого мазута.

—  Мне тоже больше нравится в лесу,— сказала Мэри.

—  В каком лесу? — нахмурился дедушка.

—  А... Просто в лесу.

—  Лес   и   пляж — это   разные   вещи.   Что  ты   там   делаешь,   в   лесу? С этим твоим приятелем... Как его фамилия? Трампер?

—  Трампет,— поправила его тетя Элис.

—  Ничего особенного,— ответила Мэри.— Просто гуляем.

—  Как это просто гуляете? Каждый день ты уходишь из дому сразу же   после   завтрака,   а   возвращаешься   к   ужину.   Чем   вы   там   занимае­тесь?

Хорошо бы дедушка прекратил свои расспросы. Обычно он не совал нос в чужие дела, но из-за боли в ногах стал раздражительным.

—  Мы собираем орехи,— ответила она.— И чернику...

Даже если бы она сказала ему правду, все равно было бы нелегко объ­яснить, чем они там занимаются. Один день похож на другой и тем не ме­нее сказочно иной...

—  Оставь    ее    в    покое,    папа,— вмешалась    тетя    Элис.— Просто    гу­лять — прекрасное   занятие  для   человека   в   ее   возрасте.   Я   тоже   любила гулять в лесу. Больше, чем сидеть на пляже...