Санньяса или Зов пустыни - [27]

) лишь к истинному Я, Брахману, который и есть Я.

Я поднялся выше всех желаний — потомства, богатства или какой‑либо локи.

Пусть меня не страшится ни одно существо, ибо во мне же всё берёт начало.[143]

Новый санньяси погружается в воду. Затем гуру поднимает его как Пурушу в Айтарея Упанишаде:

Встань, о Человек! Встань, пробудись, ты, кто был благословлён; бодрствуй!

(ср. Катха Упанишада, 3.14)[144]

Они поворачиваются лицом к восходящему солнцу и поют гимн Пуруше из Уттара‑Нарайяны:

Я знаю Его, высшего Пурушу, цвета солнца, превысшего всей тьмы; только Его познанием можно превзойти смерть; и нет иного пути.

(Ваджасанейи Самхита, 31.18)

Затем они вместе повторяют священную мантру из Чхандогья Упанишады, которая величественно завершает происходящее таинство:

В совершенной безмятежности он восходит из этого тела, достигает высшего света и раскрывается в своей подлинной форме; он — высший Пуруша, он — Атман, он — Брахман, он — есть Всё, он — Истина, он за пределами страха, вне смерти, нерождённый. И я есмь Он.

(Чхандогья Упанишада, 8.3.4, 8.12.3)[145]

Затем новый санньяси отпускает всю прежнюю одежду и позволяет воде унести её прочь. Гуру зовёт его обратно на берег и принимает в свои объятия, мокрым и обнажённым, как если бы он только что вышел из чрева матери. Он покрывает его огненно‑красным одеянием санньяси, цвета пламени Пуруши, золотого Хамсы (Брихадараньяка Упанишада, 4.3.11[146]). Всё сожжено, теперь он — новый человек или, вернее, единственный Человек, единственный Пуруша, единственный Дух, которого не может покрыть никакая одежда, кроме покрова пламени, поглощающего все прочие покровы, наложенные на неотъемлемую наготу изначального Пуруши, недвойственного Духа.

Потом гуру сажает его подле себя и даёт последние короткие наставления. Он напоминает о единственности Атмана; о совершенной свободе санньяси от всех существ и что он не обязан больше ни перед кем, кроме единственного Духа; о его единственном долге — неизменно пребывать в созерцании истинного Я, внутренней Тайны, которая и есть недвойственный Брахман, в то время пока его ум будет полностью поглощён непрерывным повторением священного ОМ с каждым вдохом и каждым ударом сердца.

Гуру встаёт рядом с ним. Со всей мощью, проистекающей из внутреннего пробуждения, он произносит устами для слуха, но ещё больше сердцем для сердца, ОМ и махавакьи. Он говорит:

ОМ! Сознание есть Брахман

(Айтарея Упанишада, 3.3)

и ученик повторяет вслед за ним.

ОМ! Атман есть Брахман

(Мандукья Упанишада, 1.2)

и снова ученик повторяет за ним.

Когда же он подходит к тому, что, собственно, и является самой мантрой инициации, упадеша‑мантрой из Чхандогья Упанишады (6.8.7):

ОМ! То ты еси!

ученик отвечает ему главной мантрой из Брихадараньяка Упанишады (1.4.10), которая теперь в совершенной спонтанности исходит из самых глубин его самости:

ОМ! Я есмь Брахман.

Теперь завершён даже последний знак; настало время отправляться в великий исход, из которого нет возврата. Отныне гуру не имеет права позвать ученика обратно.

Ступай, мой сын, в свободе Духа

Сквозь бесконечное пространство сердца;

Ступай к Источнику, ступай к Отцу,

Ступай к Нерождённому, ведь ты сам — нерождённый (аджата);

Ступай в Брахма‑локу,

Где ты самого себя найдёшь

И откуда уже нет возврата.[147]

И новый санньяси без промедления отправляется в путь, путь к истинному Я, «древний узкий путь» (Брихадараньяка Упанишада, 4.4.8[148]).

В этом мире и вне этого мира,

Видящий то, что за пределом взора,

Он тайно шествует, сокрытый и неизвестный,

Безумный безумием познавших,

Свободный же свободой Духа,

Исполненный неотъемлемым блаженством,

В недвойственности тайне утверждённый,

Свободный от ощущения своего отличия,

С сердцем, познавшим своё истинное Я,

Он — пробуждённый, окончательно и навсегда…

OM

Об авторе

Свами Абхишиктананда (Анри Лё Со, 1910‑1973) — одна из ярких фигур в истории индусско‑христианского диалога. Будучи католическим монахом‑бенедиктинцем с традиционным теологическим образованием и почти тридцатилетним опытом жизни в закрытом от внешнего мира монастыре святой Анны де Кергонан в Бретани (Франция), в 1948 году он приезжает в Индию, чтобы основать первый в истории «христианский ашрам» индусского типа. Вместе со своим единомышленником аббатом Жюлем Моншаненом, он создаёт в Тамил‑Наду, в 30 километрах от священного для вишнуитов города Шрирангам, Саччидананда Ашрам (Шантиванам), существующий и по сей день, и посвящает свою жизнь созерцанию и изучению священных текстов индуизма, прежде всего Упанишад, наилучшим образом, с его точки зрения, раскрывающих суть встречи человека с Божественным и природу духовного пробуждения. В Шантиванаме он принимает имя Свами Абхишиктананда — «блаженство помазанника» (Христа), и этим даёт начало движению «христианской санньясы», представленному сегодня десятками католических и англиканских ашрамов. Сам он, однако, вскоре перерастает конфессиональную ограниченность и отправляется на поиски истинного Я за пределами религий. «Моё послание, — пишет он, — не имеет ничего общего с какой бы то ни было дхармой. Таково любое послание, идущее из глубин. Хотя послание