Санньяса или Зов пустыни - [25]
Дни, непосредственно предшествующие дикше, проводятся в ретрите, то есть тишине, медитации и чтении соответствующих текстов в одиночестве или в обществе гуру. В канун же самой инициации писания предписывают пост в течение всего дня и молитвы на протяжении ночи. Эта ночь будет проведена в безмолвной медитации и, возможно, снова в чтении тех текстов Упанишад, которые больше всего повлияли на духовный опыт претендента[133].
Хомы и шраддхи, которые проводятся этой ночью в ритуале для двиджи, не являются необходимыми, когда претендент не принадлежит к индусской традиции и не наделялся священным шнуром. Ему также не нужно повторять гаятри, высшую мантру, которая до этого момента была бы неотъемлемым элементом в жизни брахмана.
В случае претендента‑христианина, который мы здесь выделяем особенно, место всего этого может естественно занять таинство евхаристии на рассвете дня его дикши, когда сами обстоятельства наполнят этот обряд невероятной степенью подлинности и искренности. И этой евхаристии также может предшествовать чтение вместе с упомянутыми ранее текстами Упанишад ещё и тех отрывков из Евангелия, в которых Иисус призывает своих учеников к совершенному отречению и пути Креста. Ибо в Евангелиях действительно много столь же бескомпромиссно радикальных призывов, как и в Упанишадах:
А Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову…
Пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест…
Предоставь мертвым погребать своих мертвецов…
Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия…
Если кто … не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником…
Ничего не берите на дорогу: ни посоха, ни сумы, ни хлеба, ни серебра, и не имейте по две одежды…
(см. Лк. 9:58; Мк. 10:21; Лк. 9:62, 14:26, 9:3 и др.)
Претендент также может вспомнить призыв к скитальческой жизни, который получил Авраам (Быт. 12:1): «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего [и иди] в землю, которую Я укажу тебе»; или зов Илии, великого пророка Ветхого Завета — отправляться в пустыню к Хориву, горе Господней (1 Цар. 19).
Эта евхаристия станет также и знаком великого исхода за пределы всех знаков. Действительно, в христианском понимании евхаристия — это та исключительная жертва (яджня), которую Христос, Сатпуруша, Подлинный Человек, барнаша[134] или Сын Человеческий, однажды за всех (ἐφάπαξ) и на все времена принёс Богу, заключив в ней все предыдущие жертвы и подношения, на протяжении веков совершённые людьми в бесчисленных и разнообразных символах и знаках. В своём совершенном подношении Себя как Ади‑Пуруши (изначального, совершенного Человека) он ушёл, как считал Сам и те, кто верил в Него, за завесу, которой было его тело (ср. Евр. 10:19‑20), и достиг лона Отца, гухи, которая есть и глубочайший центр всего сущего и одновременно лежит за пределами всего (cp. Кол. 3:1 и далее) ‑
Эту тайну славы и бессмертия,
Сокрытую в глубине сердца и в вышине небес,
Которой не достичь через ритуалы,
Или через продолжение рода,
Иль заплатив своим богатством:
Может обрести лишь тот,
Кто отказался от всего.
(Маханарайяна Упанишада, 12.14)
Совершенная жертва Христа Сатпуруши — это абсолютное отречение от Самого Себя за пределами всех знаков, поскольку в качестве подношения Богу и людям Он полностью жертвует[135] своим шарирам. Разве это не тайна истинного яти? Таким образом, евхаристия для христианина содержит в себе всю суть праджапатьи — яджни, через которую человек оставляет всё, чем обладал ранее; всю суть агни, через который будущий санньяси прощается с ритуальным огнём и заставляет внешний огонь влиться в свою внутреннюю прану; всю суть ашташраддхи, в которой он в последний раз преподносил бы пинда за своих предков и даже за самого себя; и, наконец, всю суть вираджа‑хомы, через которую он должен выйти даже за пределы трёх гун, из которых состоит его тело. И теперь, свободный от всех помех и привязанностей, он может в абсолютной истинности принести свой обет санньясы. Для христианского претендента его участие в евхаристии и сакральное причастие станут его личным обязательством, через которое он свяжет себя с уходом «за пределы», или, скорее, они сами станут его действительным и подлинным переходом к эсхатону (концу времён, трансцендентной Реальности[136]) в абсолютном отречении от самого себя, в котором он забывает даже о принесённом даре.
Жертва Иисуса означает приношение Себя ради всех людей, которое в евхаристии обозначается даром его тела в виде пищи и его крови в виде напитка — тайной, предугаданной в Упанишадах, где каждое существо должно быть аннам и мадху, пищей и мёдом, для каждого другого существа (см., например, Брихадараньяка Упанишаду, 2.5). Разве не в этом смысл обета абхаям (бесстрашия), этого обязательного признака санньяси?
Проведённая в таких обстоятельствах евхаристия имеет особенно сильное эсхатологическое значение. Это окончательный знак, который предвещает пробуждение за пределами всех знаков.
