Санкт-Петербургские вечера - [160]
Таким образом, ньютонианцы, без конца рассуждающие о небесной физике, вступают в прямое противоречие со своим учителем, который неизменно исключал из собственной системы всякие физические представления. Данное обстоятельство всегда казалось мне чрезвычайно замечательным.
Отсюда же проистекает еще одно разительное противоречие у ньютонианцев: они постоянно утверждают, что притяжение есть не теория, но факт, — и однако, как только дело доходит до практического применения, они начинают защищать именно теорию. О двух силах рассуждают они как о чем-то реальном, и в самом деле, не будь притяжение теорией, оно бы превратилось в ничто, ибо в таком случае все свелось бы к отдельным фактам и разрозненным наблюдениям.
Еще совсем недавно (в 1819 г.) Королевская академия в Париже задавала вопрос: «Можно ли, исходя из одной лишь теории, составить таблицы Луны, не уступающие по своей точности тем, которые созданы на основе наблюдений?»
Таким образом, на этот счет до сих пор существуют сомнения, и потому простой и ясный здравый смысл, не знакомый с глубокими учеными исчислениями, склонен будет заключить, что теория притяжения есть лишь наблюдение, представленное в математических формулах. Я, впрочем, не намерен утверждать это категорически, ибо не хочу оставлять тот сдержанный и осторожный тон, держаться которого обещал со всей строгостью.
Однако есть вещи, достоверность которых очевидна и вне каких-либо математических выкладок. Вполне, например, ясно, что нельзя принимать всерьез следующее утверждение ньютонианцев: «Мы вовсе не обязаны указывать силу, которая приводит в движение небесные тела; она есть простой факт». Скажу еще раз: остерегайтесь современной философии, когда она почтительно склоняет голову и говорит: Двигаться дальше я не дерзаю, — это верный знак того, что она видит перед собой истину, которая внушает ей страх. Движение светил не более загадочно, чем любой иной вид движения; а поскольку всякое движение порождается движением предшествующим, — и так далее, пока мы не дойдем до первоначального акта воли, — то и небесные светила могут быть приведены в движение либо механическим толчком (если это движение вторичное), либо волей (если перед нами движение первоначальное). И потому нью-тонианцы обязаны сообщить нам, какому же это материальному перводвигателю поручили они руководить движением небесных тел в пустоте. В самом деле, желая поддержать честь механической теории, они призывали на помощь некий эфир, или Бог весть какой чудесный флюид (предел человеческого безрассудства явили нам в этой области сочинения Лесажа из Женевы). Подобные системы не заслуживают даже опровержения, хотя и представляют известную ценность: они ясно показывают нам полную растерянность и отчаяние этого рода философов, которые, уж конечно, сумели бы подыскать для своих выдумок опору сколько-нибудь сносную, если бы таковая существовала.
Итак, мы с необходимостью приходим к причине нематериальной. И здесь не важно, должны ли мы допускать еще и причину вторичную или восходить непосредственно к первопричине — ив том и в другом случае во что превращаются эти силы, их сочетания, а с ними и вся механическая система? Светила небесные обращаются потому, что разум заставляет их это делать. Если же кто-то пожелает представить все эти движения в формулах, он, полагаю, вполне в том преуспеет, — но к необходимому существованию первоначала это не будет иметь никакого отношения.
Если я, например, вращаюсь по кругу на равнине, а находящиеся вдалеке наблюдатели утверждают, что меня приводят в движение две силы, то они вольны так говорить, и их расчеты будут неопровержимы. Однако совершенно достоверным фактом является то, что я вращаюсь потому, что хочу этого. Здесь следует вспомнить, что говорил Ньютон >345> о необходимости различать возможность физическую и возможность метафизическую, или чисто теоретическую.
«Можно ли, — спрашивал Ньютон, — вообразить десять тысяч иголок, стоящих на гладком льду?» — Без сомнения: ведь речь здесь идет лишь о простом теоретическом допущении. Достаточно представить, что они стоят строго вертикально, — и тогда действительно непонятно, почему они должны будут упасть в одну сторону скорее, чем в другую. Но рассматривая это с точки зрения физики, мы убеждаемся, что ничего более невозможного нельзя даже вообразить.
Совершенно так же обстоит дело и с системой мироздания. Может ли эта грандиозная машина управляться слепыми силами? — Без сомнения, может, — на бумаге, с помощью алгебраических формул и схем. Но в действительности — никоим образом, и мы снова оказываемся на иголках. Ведь без действующего или содействующего разума никакой порядок немыслим. Одним словом, чисто физическая система физически невозможна.
