Санкт-Петербургские вечера - [148]
Процитируем также славного Морганьи. Он часто повторял, что именно «его познания в медицине и анатомии уберегли его веру от всякого соблазна». Однажды он воскликнул: «Ах! если бы я мог любить Бога так же, как я его познаю!» (См. Elogio del dottore Giambattista Morgagni, Efemeridi di Roma, 13 giugno 1772, n>e 24).>(25)
11. (Cmp. 516. <иОни пользовались переданными в их руки орудиями, но сами эти инструменты были изобретены» и т. д.)
Слово век здесь не следует понимать буквально, ибо новая эра изобретений в математических науках простирается от триумвирата Кавальери, о. Грегуара и Вие-та >(26) (конец XVI века) вплоть до Иоганна и Якоба Бернулли >(27) (начало XVIII века), и поистине это была эпоха веры и религиозных споров. О. Бошкович,>(28) не имевший в прошлом веке себе равных по разнообразию и обширности познаний, свободных от каких-либо пагубных примесей, утверждал в 1755 году, что в его время не просто некого было противопоставить гигантам только что ушедшей эпохи, но что всем наукам предстояло движение вспять, — это он доказывал с помощью весьма изящной кривой (см. Rog. Jos. Boscowich, S. J. Vati-cinium quoddam geometricum, in Supplem. ad Bened. Stay «Philos, recent, versibus traditam». Romae, Palearini, 1755, in 8°, t. I, p. 408). Не мне судить об этой «Занимательной математике», однако я полагаю, что в целом (учитывая даже некоторые исключения, легко сводимые к общему правилу) тесная связь религиозного духа и духа открытий всегда будет очевидной для любого здравомыслящего человека.
12. (Стр. 530. «Атомы эти были устроены наподобие клеток, причем длина их решеток в несколько миллионов раз превосходила ширину»)
«Это превышение длины над шириной должно выражаться числом 10, возведенным, по крайней мере, в 27-ю степень. Что касается толщины, то она остается неизменной, по величине же своей меньше дюйма в 1013 раз».
Вот так! ни больше, ни меньше: все исчислено точно.
13. (Стр. 531. «...вся древность единогласно признавала в птицах нечто божественное»)
Аристофан намекает на это предание в своей комедии «Птицы»:
Ουτος δέ (ερως) χάει πτερόεντι μιγεις νυχίω κατά
τάρταρον εύρύν
Ένεόττευσε γένος ήμέτερον, και πρώτον άνήγαγεν ές φως.
Πρότερον δ’ ουκ ήν γένος αθανάτων...
Ille vero alatus mistus chao et caliginoso,
in tartaro ingente,
Edidit nostrum genus, et primum eduxit in lucem:
Neque enim deorum genus ante erat...
(Aristophani Aves, V, 669, 702).
14. (Cmp. 532. «...вместо того, чтобы читать Лукреция, полученного им в 13-летнем возрасте из рук убийцы-отца...»)
Там же, с. 23. Автор называет Лукреция «своим учителем» в философии. Он не сомневается, что нашел решение «величайшей задачи, когда-либо стоявшей перед физиками, и которую большинство из них рассматривало либо как принципиально неразрешимую, либо как недоступную для человеческого ума» (с. 244). И однако, он остерегается предаваться гордыне: «Ему повезло не больше, чем другим людям, приведенным в пору учения к доброму источнику и черпавшим из него» (с. 150). А чтобы оказать честь учителю, он, сообщая о смерти одного своего друга-шотландца, произносит такие слова: «Бедняга ушел Quo non nata jacent» (с. 290).
Ну что ж, по крайней мере, достоинство ясности у него уже никто не оспорит.
15. (Стр. 532. «Прочитайте, например, жития и описания канонизации св. Франциска Ксаверия, св. Филиппа Нерийского,>ш св. Терезы и т. д »)
Я счел своим долгом отыскать и поместить здесь отрывок, в котором св. Тереза описывает это сверхъестественное состояние:
«Этому восторгу, — говорит она, — почти никогда невозможно сопротивляться... Часто он приходит, когда мы о нем и не думаем... и бывает столь мощным и стремительным, что мы видим и чувствуем, как в одно мгновение исчезает облако, за которым божественный орел скрывался от нас в тени своих крыл... Порою я пыталась ему противиться, но затем чувствовала себя такой слабой и измученной, как будто все мое тело было разбито... Это походило на поединок с великаном... А иногда я была совершенно неспособна сопротивляться столь неистовому порыву: я чувствовала, как он уносит куда-то мою душу, разум, а затем и все тело, так что оно уже не касается земли. Эти удивительные вещи произошли со мною однажды, когда, приготовившись к причащению, стояла я, коленопреклоненная, посреди остальных монахинь. Воспользовавшись правом настоятельницы, я запретила сестрам об этом говорить. А в другой раз и т. д.» (Жизнь и деяния святой Терезы, описанные ею самою по велению начальников. Перевод Арно д’Андильи. Париж, 1680, in fol., гл. XX, с. 1-4). См. также: «Жития святых» Батлера, пер. с английского, 12 т., in 8°; Житие святого Фомы, т. II, с. 572; Житие святого Филиппа Нерийского, т. IV, примеч. Д, с. 541; Житие святого Франциска Ксаверия, соч. о. Бугура, in 12°, т. II, с. 572; Prediche di Francesco Masotti, délia compagnia di Gesu. Venezia, 1769, p. 330, etc., etc.>l30)
Беседа одиннадцатая
Кавалер. Хотя вы, дорогой граф, и не большой охотник до заоблачных путешествий, я все же снова хотел бы перенести вас на эти высоты. Недавно вы прервали мою речь, сравнив меня с человеком, который стоит по горло в воде и просит пить. Честное слово, хорошо сказано, и однако ваша эпиграмма оставила в силе все мои сомнения. Мне кажется, что современный человек задыхается в кругу прежних человеческих способностей. Ему тесно, он стремится перешагнуть через них, он волнуется и мечется, словно орел, негодующий против железных решеток своей клетки. Посмотрите только, на что дерзает человек в области наук естественных! Взгляните и на тот новый союз, в который заставил он вступить физические теории и механические искусства, — последние порождают новые чудеса, и человек с успехом ставит их на службу наукам! И вы полагаете, что это общее направление века не распространится вплоть до вопросов бытия духовного? Так почему же не позволить духу времени испытать свои силы и на этом, самом важном для человека, поприще, — при условии, что он сумеет удержаться в пределах мудрой и благочестивой умеренности?
Иностранец в России — тема отдельная, часто болезненная для национального сознания. На всякую критику родных устоев сердце ощетинивается и торопится сказать поперек. Между тем, иногда только чужими глазами и можно увидеть себя в настоящем виде.…Укоризненная книга французского мыслителя, как это часто бывает с «русскими иностранцами», глядит в корень и не дает сослать себя в примечания.
Книга французского консервативного мыслителя и роялистского государственного деятеля графа де Местра (1754–1821) представляет собой одну из первых в мировой литературе попыток критического философско-политического осмысления революции 1789 года, ее истоков и причин, роли вождей и масс, характера и последствий. И поныне сохраняют актуальность мысли автора о значении революций в человеческой истории вообще, о жгучих проблемах, встающих после «термидоризации». На русском языке это считающееся классическим произведение печатается впервые за двести лет после его «подпольного» появления в 1797 году.
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.