Санкт-Петербургские вечера - [145]
же обстоит дело и с частной заместимостью. И мне кажется, что заблуждение потрудилось заблаговременно взять меры предосторожности, дабы защититься от этой очевидной аналогии, — потому-то и оспаривало оно заслугу личных добрых дел. Но устрашающее величие и сила человека таковы, что он способен противиться Богу и отвергать его милость — и сам всевышний Владыка обращается с человеком с почтением.>329> Действуя ради человека, Господь действует лишь вместе с человеком: он не принуждает его волю (само это выражение бессмысленно); воля должна дать согласие; через смиренное и мужественное содействие должен человек усвоить это возмещение — иначе оно останется для него чуждым и бессильным. «Человек должен молиться так, будто сам по себе он ничего не может, но действовать так, будто может он все».>330> Ничто не даруется человеку иначе, как в воздаяние собственных его усилий — удостоится ли он подобного дара сам или обратит в свою пользу добрые дела другого.
Вы видите, господа, как тесно всякий догмат христианства связан с основными законами духовного мира; столь же важно иметь в виду, что нет среди этих законов такого, который не содействовал бы нравственному очищению и возвышению человека.
И сколь великолепное зрелище являет нам этот громадный град духов, эти три порядка бытия, пребывающие в вечной и нерасторжимой связи! Мир сражающийся подает руку помощи миру страждущему, сам же хватает десницу, простертую к нему из мира торжествующего. Подобно целебным водам, переливаются из одного мира в другой благодарственные молебны, возмещения, молитвы, помощь, вдохновение, вера, надежда, любовь. Здесь нет ничего обособленного, и духи, словно соединенные в один пучок намагниченные пластинки, пользуются чужими силами так же, как и своими собственными.
А сколь прекрасен закон, поставивший для всякого прощения грехов, или вторичного искупления, два непременных условия: избыток заслуг на одной стороне, добрые дела и чистая совесть — на другой! Без похвальных деяний, без состояния благодати не бывает отпущения грехов ради заслуг невинности. Какое благородное соревнование во имя добродетели! Какой урок и одновременно какое ободрение для грешника!
«Вы печалитесь о братьях своих, страждущих в ином мире, и есть у вас святое желание облегчить их муки, — говорил когда-то новообращенным апостол Индии, — но прежде помыслите о самих себе: ведь Бог не внемлет тем, кто приходит к нему с нечистой совестью. А потому, прежде чем браться за избавление чужих душ от мук чистилища, спасите собственные души от мук ада».>1
Не существует убеждения более возвышенного и благотворного, и всякому законодателю следует стремиться к тому, чтобы утвердить его в своем государстве, не доискиваясь даже, насколько оно обоснованно, — впрочем,
я не думаю, что можно указать хотя бы одно общеполезное мнение, которое не было бы истинным.
Так что слепцы и бунтовщики могут сколько угодно оспаривать принцип индульгенций, или отпущения грехов. Пусть! Мы не станем им мешать, ибо знаем: этот принцип есть принцип заместимости, в него же верует весь мир!
Надеюсь, господа, что две последние беседы существенно дополнили ту совокупность идей, которую собрали мы в первых беседах о занимающем нас великом предмете. Чистый разум предоставил нам решения, сами по себе достаточные для того, чтобы обеспечить торжество Провидения, — если кто-нибудь дерзнет его судить.>331> Но христианство принесло нам благую весть, тем более могущественную и действенную, что опирается она на всеобщее убеждение человечества, столь же древнее, как мир, и не требующее исправления или освящения откровением. А потому, когда спросит у нас грешник: Почему же невинность страдает в этом мире? — у нас не будет недостатка в ответах. Но из их числа изберем мы один, самый прямой и, может быть, самый волнующий. Мы ответим так: Она страдает ради тебя, если ты этого хочешь.
Конец беседы десятой
Примечания к беседе десятой
1. (Стр. 502. «...они (святые отцы) сетуют на то, что грех дерзнул подчинить своим бесчинствам этот святой и таинственный символ»)
Невозможно установить, какие именно тексты имел в виду собеседник, и даже вспоминал ли он какие-нибудь из них вообще. Могу привести по этому поводу лишь два отрывка: один из Климента Александрийского, другой — из св. Иоанна Хризостома. Первый говорит (Педагог, кн. III, гл. XI): «Нет большего греха, чем ставить на службу пороку символ, по природе своей священный».
Второй автор не столь лаконичен: «Он был дан нам ради того, чтобы возжечь в нас огонь милосердия, дабы возлюбили мы друг друга, как братья, как любят друг друга отцы и дети... Так отдельные души, желая соединения, устремляются навстречу одна другой... Больше я ничего не могу об этом поведать... Но вы, допущенные к таинствам, вы меня понимаете... Вы же, дерзающие изрекать слова оскорбительные и непристойные, помыслите о том, какие уста оскверняете — и вострепещите... Когда апостол говорил верующим: Приветствуйте друг друга святым поцелуем... он желал соединить и слить воедино их души». Per oscula inter se copulavit (s. loannis Chrysostomi In II Epistolam ad Corinthios com-mentario, hom. XXX, inter opp. cura B. de Montfaucon. Paris, MDCCXXXII, t. X, p. 650-651).
Иностранец в России — тема отдельная, часто болезненная для национального сознания. На всякую критику родных устоев сердце ощетинивается и торопится сказать поперек. Между тем, иногда только чужими глазами и можно увидеть себя в настоящем виде.…Укоризненная книга французского мыслителя, как это часто бывает с «русскими иностранцами», глядит в корень и не дает сослать себя в примечания.
Книга французского консервативного мыслителя и роялистского государственного деятеля графа де Местра (1754–1821) представляет собой одну из первых в мировой литературе попыток критического философско-политического осмысления революции 1789 года, ее истоков и причин, роли вождей и масс, характера и последствий. И поныне сохраняют актуальность мысли автора о значении революций в человеческой истории вообще, о жгучих проблемах, встающих после «термидоризации». На русском языке это считающееся классическим произведение печатается впервые за двести лет после его «подпольного» появления в 1797 году.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.