Санки, козел, паровоз - [40]

Шрифт
Интервал

Как же мы с тобой
Жили хорошо,
Как же сладко,
Солнышко мое,
Горюшко мое,
Шоколадка.
Наледь на душе,
На сердце ожог,
Шаг бесцельный.
Что ж ты натворил,
Нежный мой дружок,
Друг бесценный.
Жалящий огнем,
Лечащий мечом,
Умный самый,
Упокой, Господь,
В садике своем
Нашу Сану.
Ибо в снег и дождь,
Ибо в день и ночь,
В зиму, в лето,
Уж прости, Господь,
Нам была, как дочь,
Псина эта.
На моем окне
Дождь чечетку бьет,
Отбивает,
А соседский пес
Воет, как поет,
Отпевает.
Непогодь и пес,
Воют в унисон,
Будто плачут.
Завтра поутру
Мне ворвется в сон
Визг собачий.
Это в небесах,
В горней из высот,
Там, над нами,
Девочка моя
Палочку несет
Мне и маме.

И еще не стыжусь детско-маниловской мысли: разбогатей я вдруг, куда пущу деньги? Перебираю: больные дети, нищие старики, инвалиды… А еще строят храмы, а еще — неловко сказать — ремонтируют сельские библиотеки. Все это очень и очень славно. Но я построю приют для бездомных собак. Вот так. Виноват, ой как виноват. Впору просить — явися мне милосерд, святый ангеле Господень, хранителю мой, и не отлучайся от мене, сквернаго, но просвети мя светом неприкосновенным и сотвори мя достойна Царствия Небеснаго. Впрочем, о храмах и ангелах — отдельно и позже расскажу тебе, тут у Виталика не все так просто складывалось. В этом обращении к ангелу-хранителю его привлек скорее язык молитвы, чем вера в ее действенность. К поучительным и благостным христианским житиям Виталик тоже был и остается глух, но одна легенда легла ему на душу — о Герасиме Иорданском. Встретил будто отшельник Герасим в пустыне льва — страдающего, хромого: щепа острая в лапу вонзилась. Сострадательный старец льва не убоялся, занозу вытащил, тряпицей рану перевязал. И прикипел к Герасиму душой (ну да, чем же еще?) благодарный лев, жил с ним вместе в монастыре, с ним да с ослом. Вместе трудились и вкушали скудную пищу. И вот как-то осел пропал, а Герасим решил, будто лев, не вытерпев вегетарианства, его хищной натуре противного, осла этого просто-напросто съел. Осерчавший Герасим заставил льва выполнять ослиную работу. Лев безропотно повиновался, и вдруг — на тебе — осел возвращается. Нашелся осел-то! Герасим, устыдившись, вернул льву свое расположение, а лев простил Герасиму несправедливость. Жили они так рядом, душа в душу (опять же — вопрос о звериной душе), пока не умер Герасим, а вскорости и лев упокоился, не выдержав тоски, на могиле старца.

Так что все, касаемое любви — или, напротив, жестокости — к зверью, очень Виталика трогало и трогать продолжает. Вот и это случайно попавшее ему на глаза письмо, которая живущая в Германии русская девушка отправила подруге в Россию, не оставило его равнодушным.

Тебе в нем кое-что покажется странным и незнакомым — настолько сильно поменялась манера молодежи излагать свои мысли. Признаюсь тебе, язык молодых людей двадцать первого века мне и самому часто невнятен. Зато они умеют читать инструкции для мобильных телефонов, а это нечто совсем особенное — они их сами пишут, сами и читают. Но я отвлекся, вот довольно длинный отрывок из того письма:

…Иду, значит, — пишет девушка, — шоппингую помаленьку, смотрю: на обочине ежик лежит. Не клубочком, а навзничь, лапками кверху. И мордочка вся в кровище, похоже, машиной сбило. Тут в Изенбурге, да и в других пригородах, кого только не давят! Ежей, лис, змей, иногда даже косули попадаются. Мне жалко его стало, я газетку подсунула, завернула, принесла домой. Звоню своему Гельмуту, спрашиваю: что делать? Он мне: отнеси в больницу (в квартале от нас больница есть), там ветеринарное отделение. Ладно, несу. Зашла в кабинет. Встречает меня Айболит перекаченный, за два метра ростом, Шварценеггер отдыхает, из халата две простыни сшить можно. «Вас ист лось?» — спрашивает. Вот уж, думаю, точно: лось. И прикинь: забыла, как по-немецки еж. Потом уже в словаре посмотрела. Ну, сую ему бедолагу, мол, такое шайсе приключилось, кранкен животинка, лечи, давай. Назвался лосем — люби ежиков. Так он по жизни Айболитом оказался: рожа перекосилась, чуть не плачет. Тампонами протер, чуть ли не облизал и укол засандалил. Блин, думаю, мало ежику своих иголок. И понес в операционную. «Подождите, — говорит, — около часа».

Ну, уходить как-то стремно — жду. Часа через полтора выползает этот лось. Табло скорбное, как будто у меня тут родственник загибается. И вещает: мол, как хорошо, что вы вовремя принесли бедное существо! Травма-де очень тяжелая, жить будет, но инвалидом останется. Сейчас, либе фройляйн, его забирать и даже навещать нельзя: ломняк после наркоза.

Я от такой заботы тихо охреневаю. А тут начинается полный ам энде. Айболит продолжает: «Пару дней пациенту (nota bene: ежику!) придется полежать в отделении реанимации (для ежиков, ни хрена себе?!), а потом сможете его забрать». У меня, наверное, на лице было написано: «А на хрена мне дома ежик-инвалид?!» Он спохватывается: типа, может, это для вас обременительно и чересчур ответственно. «Тогда, — говорит, — вы можете оформить животное в приют (твою мать!!!). Если же все-таки вы решите приютить его, понадобятся некоторые бюрократические формальности». Понимаю, ржать нельзя: немец грустный, как на похоронах фюрера. Гашу лыбу и спрашиваю: «Договор об опеке (над ежиком, ептыть!!!)?» Отвечает: «А также характеристику из магистрата». Я зубы стиснула, чтобы не закатиться. «Характеристику на животное?» — спрашиваю. Этот зоофил на полном серьезе отвечает: «Нет, характеристика в отношении вашей семьи, фройляйн. В документе должны содержаться сведения о том, не обвинялись ли вы или члены вашей семье в насилии над животными (изо всех сил гоню из головы образ Гельмута, грубо сожительствующего с ежиком!). Кроме того, магистрат должен подтвердить, имеете ли вы материальные и жилищные условия, достаточные для опеки над животным (ежиком!)». Зашибись! У меня еще сил хватило сказать, что я, мол, посоветуюсь с близкими, прежде чем пойти на такой ответственный шаг, как усыновление ежа. И спрашиваю: «Сколько я должна за операцию?» Ответ меня додавил. «О, нет, — говорит, — вы ничего не должны! У нас действует федеральная программа по спасению животных, пострадавших от людей. — И дальше, зацени: — Наоборот, вы получите премию в сумме ста евро за своевременное обращение к нам. Вам отправят деньги почтовым переводом (…восемь, девять — аут!!!). Мы благодарны за вашу доброту. Данке шён, гуторехциг фройляйн, ауфвидерзейн!»


Еще от автора Валерий Исаакович Генкин
Похищение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поломка в пути

Он убежал на неделю из города, спрятался в пустующей деревне, чтобы сочинять. Но поэтическое уединение было прервано: у проезжих сломалась их машина. Машина времени…


Окна

«…Илья, хоть и с ленцой, принялся за рассказы. Героя он нередко помещал в заваленную снегом избу или на чердак старой дачи, называл Ильей, снабжал пачкой бумаги, пишущей машинкой довоенной породы… И заставлял писать. Стихи, рассказы. Длинный роман о детстве.Занятие это шло туго, вещь не клеилась, в тоске и мучениях бродил герой по хрустким снежным тропинкам или шуршал листьями в сентябрьской роще, много и плодотворно размышлял. И всегда наступал момент, когда в повествование вплеталось нечто таинственное…» (В.


Лекарство для Люс

Маленькая Люс смертельно больна. У ее отца остался последний выход — испробовать в действии машину времени, отправиться на пятьсот лет вперед в поисках лекарства для Люс — в слепой, но твердой убежденности, что люди далекого будущего не только намного разумнее, но и намного добрее людей XX века.


Победитель

Почти автобиографический рассказ о свободе, творчестве, упорстве и неизбежности.


Дятлы-рояли

Три немолодых человека работают в больничной лаборатории. Три человека вздыхают о Несбывшемся, о непрожитом… Но оно гораздо ближе, чем кажется, и сбудется, как только зацветет торшер и в нем угнездятся дятлы.


Рекомендуем почитать
Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.


Придурков всюду хватает

В книгу Регины Дериевой вошли произведения, прежде издававшиеся под псевдонимами Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот. Это своеобразное, полное иронии исследование природы человеческой глупости, которое приводит автора к неутешительному выводу: «придурков всюду хватает» — в России, Палестине, Америке или в Швеции, где автор живет.Раньше произведения писательницы печатались только в периодике. Книга «Придурков всюду хватает» — первая книга прозы Дериевой, вышедшая в России. В ней — повести «Записки троянского коня», «Последний свидетель» и другие.


Розы и хризантемы

Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.


Шаутбенахт

В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.


Записки маленького человека эпохи больших свершений

Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.