Сан-Ремо-Драйв - [15]

Шрифт
Интервал

— Келлехера заменили Карлосом Бинером. Саффел в центре. А справа Тед Бирд.

— На первой базе Стивенс? А ловит по-прежнему Сандлок?

— Да, только…

— Я вас умоляю! — воскликнула Лотта. — Тут земля уходит из-под ног, а мы будем говорить о бейсболе? О бейсболе!

— А ты что хотела бы обсудить? Соленую помадку?

Бартон с молочными усами сказал:

— Когда она провалится, нам надо выехать из дома? Ричард и Барти будут беспризорниками?

— Ох, Барти, — сказала Лотта. Язык мой — враг мой. Это просто такое выражение.

— Потому что вы евреи. Я слышал, вы сами говорили. Земля провалится под вами, потому что вы убили младенца Иисуса Христа.

— Заткнись. Ты вообще ничего не смыслишь.

— Нет, смыслю. Вы Якоби! Вот почему вас преследуют. Земля провалится под вами, и вы все умрете.

— Что ты мелешь? Дурак ненормальный…

— Ричард! Что ты себе позволяешь? Как не стыдно!

— Ты его послушай. Его надо в сумасшедший дом или к врачу.

Норман:

— А ты отправляйся в свою комнату. Сейчас же. Ну!

— А он? Он думает, что он не такой, как мы. Ненормальный. Ты такой же, Барти.

— Нет! Не такой! Я Бартон Уилсон. Не Якоби. Все коммунисты будут гореть в аду.

— Я этого не вынесу, — сказала Лотта. — Я сейчас закричу.

— Прекратите, — сказал Норман. — Оба!

— Пусть он прекратит! — крикнул я. — Что он несет? Сделайте же его нормальным. Я устал ждать, когда он повзрослеет.

— Я нормальный! — крикнул Барти. — Я верю в генерала Макартура.

И тут Лотта закричала, во весь голос. Барти вскочил со стула и бросился к Сэму; он закрыл ему уши ладонями.

Норман поднял кулак.

— Довольно! — И с такой силой хватил по столу, что вся посуда на сантиметр подпрыгнула, словно у фокусника. — Черт побери! Замолчите!


Весь вечер Лотта играла на кабинетном рояле сонаты Шуберта. Сосланный в спальню, я слышал фальшивые ноты. Позже, проснувшись, услышал ее голос, потом Нормана — они спорили где-то в другом крыле. И еще: всякий час — тук-тук-тук-бум — Барти стучал головой либо в спинку кровати, либо в стену. Утром мы обнаружили приготовленные для нас костюмы с белыми рубашками и крахмальными воротничками. Спустившись вниз, я увидел, что Мэри тоже одета: на ней была юбка и блузка в тон и тонкий свитер, подаренный на Рождество Норманом. У входной двери стояли рядком три чемодана, два поменьше и один большой.

— Это зачем? — спросил я. — Они не папины. И не Лотты.

— Это ваши чемоданы, твои и мистера Бартона. А в большом чемодане — мои вещи и Артура. Мы все вместе едем в штат Нью-Мексико. Будем смотреть подземные Карлсбадские пещеры.

— О чем ты говоришь? Кто так сказал? Нас никто не спрашивал. А если мы не хотим? У нас что, нет прав?

— Не слыхала про такие. Пока вы маленькие люди, решает миссис Лотта.

— Я с ней поговорю. Я ее разбужу. Ну, недоспит полчасика — красота не пострадает. Где Барти? Он ни за что не согласится ехать.

— Ты выгляни в окошко — Артур уже машину выкатил. И мальчик уже на газ нажимает ножкой.

Я перешел в столовую и раздвинул шторы. «Бьюик» с поднятым верхом и выключенным мотором стоял на дорожке; Бартон на месте водителя крутил руль. Спустился Артур в коричневом костюме и положил три чемодана в багажник. Я понял, что битва проиграна. Тем не менее я вернулся в переднюю и снизу лестницы крикнул наверх:

— Вы хотите от нас избавиться! Вы нас стыдитесь! Бартон правильно сказал! Хотите дом продать, пока нас нет!

Отклика сверху не было. Мэри с закрытой корзиной и сумочкой вышла за дверь. Я покорно последовал за ней.

— Собаку не могу взять, — сказал Артур, протирая замшей и без того блестевший капот. — В мотели и национальные памятники собак не пускают.

Я увидел, что Сэм стоит на заднем сиденье и высовывает нос из приоткрытого окна, словно в предвкушении встречного ветерка.

— Ладно, отведу его.

Сэмми упирался, пришлось тащить его за ошейник к портику и в дом. Артур тем временем завел мотор. Я закрыл за собой дверь и по кирпичной дорожке пошел к машине.

— Ричард.

Голос Нормана донесся сверху. Я услышал его шаги на балкончике, примыкавшем к комнате, где все участники предстоящей поездки позавчера вечером наблюдали по телевизору разного рода борцовские схватки. Я вышел из-под портика и, щурясь, поднял голову. В нижнем ракурсе возникли голова и торс Нормана.

— Вас ждет изумительная поездка, — сказал он. — Эти пещеры — чудо природы. Ничего подобного ты больше не увидишь.

— Да. Хорошо. Но почему не вы нас везете? Почему Артур и Мэри? Это непонятно.

— Как-нибудь в другой раз. Тут сейчас много дел.

— Кажется, догадываюсь. Чтоб мы не путались под ногами.

— Вы никогда не путались у нас под ногами, родной. Извини, что не сказал тебе. Я рад, что тебе понравилось мое дурацкое представление. Не следовало его устраивать. Нечестно по отношению к вам. Ко всем вам. Но ты знаешь причину: утро перед зеркалом.

— И ты меня извини — за Барти. Мне стыдно. Я слышал, как он раскачивался. Я это от досады сказал.

— Мне очень больно, и Лотте очень больно, когда ты с ним так говоришь. Я должен был тебе это сказать. Только нехорошо, что с балкона. Как будто говорю свысока. Шутка. Рич, я горжусь Бартоном так же, как тобой. Черт, я показывал ваши карточки в бумажнике всему Вашингтону. Даже Тэйвеннеру. Любовь к детям не отмеряешь. Это было бы все равно, что выбирать между вами. С Бартоном все наладится. Ему нужно время. Потерпи. Пожалуйста, будь терпелив. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты был ему другом. У него чистая душа. Помни об этом. А теперь иди. И не беспокойся. Мы не продаем дом. За него выплачено. Тебе никогда не придется уезжать с Сан-Ремо-Драйв.


Рекомендуем почитать
Отец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мать

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Транзит Сайгон-Алматы

Все события, описанные в данном романе, являются плодом либо творческой фантазии, либо художественного преломления и не претендуют на достоверность. Иллюстрации Андреа Рокка.


Повести

В сборник известного чешского прозаика Йозефа Кадлеца вошли три повести. «Возвращение из Будапешта» затрагивает острейший вопрос об активной нравственной позиции человека в обществе. Служебные перипетии инженера Бендла, потребовавшие от него выдержки и смелости, составляют основной конфликт произведения. «Виола» — поэтичная повесть-баллада о любви, на долю главных ее героев выпали тяжелые испытания в годы фашистской оккупации Чехословакии. «Баллада о мрачном боксере» по-своему продолжает тему «Виолы», рассказывая о жизни Праги во времена протектората «Чехия и Моравия», о росте сопротивления фашизму.


Избранные минуты жизни. Проза последних лет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шпагат счастья [сборник]

Картины на библейские сюжеты, ОЖИВАЮЩИЕ по ночам в музейных залах… Глупая телеигра, в которой можно выиграть вожделенный «ценный приз»… Две стороны бытия тихого музейного смотрителя, медленно переходящего грань между реальным и ирреальным и подходящего то ли к безумию, то ли — к Просветлению. Патриция Гёрг [род. в 1960 г. во Франкфурте-на-Майне] — известный ученый, специалист по социологии и психологии. Писать начала поздно — однако быстро прославилась в Германии и немецкоязычных странах как литературный критик и драматург. «Шпагат счастья» — ее дебют в жанре повести, вызвавший восторженную оценку критиков и номинированный на престижную интеллектуальную премию Ингеборг Бахманн.


Пятый угол

Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.