Самый счастливый человек года - [5]

Была и еще одна причина усталости, но о ней Бабикову думать не хотелось.

Устал он, и порядком устал, от Леры. Любовь многолетняя и страсть небывалая как-то очень быстро потускнели и стерлись, возвышенный ореол растворился и все отчетливее проступали в образе этой женщины невероятная ограниченность, неумеренная жадность и какая-то бестолковость, если не сказать проще — глупость. Говорить с ней было ну совершенно не о чем. Да она и не лезла в разговоры. Улыбалась, меняла наряды и украшения, которые в бесчисленном количестве дарили Бабиковым все кому не лень, торчала полдня перед зеркалом, мазалась, красилась, пудрилась, завивалась…

Все это было ужасно скучно, но самое неприятное заключалось в том, что с ней надо было периодически ложиться в постель, а желания она уже никакого не вызывала.

Признаться себе в этом Павел почему-то не мог и скрепя сердце залезал на опротивевшее ему тело, после чего по часу торчал в ванной, отмывая ненавистный запах потной и нелюбимой женщины.

Лера ничего не замечала…

А побыть в одиночестве он не мог. Повсюду за ним таскались активисты, готовые в любой момент защитить, набить морду не в меру ретивому почитателю, закрыть Бабикова грудью своей от любой опасности. С одной стороны, это было хорошо, а с другой…

Одним словом по возвращении из круиза хотелось Павлу тишины, покоя и чего-то еще, в чем он боялся себе признаться.

Солнечный свет мягко ложился на розовое одеяло, вспыхивал в хрустальных подвесках бронзовых канделябров и чертил на высоком потолке нежные, сказочные узоры.

«Как дома хорошо, — подумал Павел. — Тихо, уютно».

Он осторожно освободился от одеяла, набросил халат, влез в тапочки и, с неприязнью поглядев на спящую Леру, вышел из спальни.

В коридоре мирно гудел пылесос. Горничная Клава чистила ковровую дорожку.

II

Солнечный свет, ровным потоком скользящий из бокового окна, делал ее голубой халатик прозрачным, высвечивая стройные, слегка полненькие ножки и плавные линии бедер.

Край ковра зацепился за трубку пылесоса и завернулся набок. Горничная наклонилась, чтобы его поправить, халатик полез наверх, оголяя скрываемое от колена и выше, и Павел повинуясь невесть откуда появившемуся желанию, подошел к ней, машинально протянул руку и, едва касаясь, провел ладонью по упругой ноге девушки.

Клава резко выпрямилась и обернулась. Огромные удивленные глаза, нежный румянец на щеках и выбившаяся из-под белой косынки каштановая прядка делали ее восхитительной.

— Это вы? — справившись с испугом, прошептала она.

— Я испугал вас? — вопросом на вопрос ответил разволновавшийся Бабиков.

— Немного.

Горничная поправила косынку и отошла к окну.

— Вы так прекрасны, — искренне произнес Павел. — Так хочется поцеловать вас.

— Самому Счастливому Человеку Года можно все, — кокетливо улыбнулась Клава.

Павел приблизился к ней, обнял и, коснувшись губами горячих чуть влажных девичьих губ, напрочь обалдел, разнервничался и совершенно забыл о том, что в трех метрах от окна, за дверью спит Лера.

Он целовал горничную страстно, долго… Давно он так сладко не целовался…

Под халатиком Клавы не было лифчика и тугая грудь с одеревеневшими от ответного желания сосками вздымалась под рукой Бабикова, не оставляя никакой надежды целомудренному духу морали.

Девушка, прижавшись к Павлу, тяжело дышала, хаотически перебирала пальцами у него за спиной и тихонько постанывала от удовольствия, когда рука Павла, задрав халатик, медленно поднималась по ноге и проникала за кружевную оборочку шелковых трусиков.

— Не здесь, не здесь… — шепнула она, отталкивая Бабикова. — Вдруг выйдет…

— Здесь, здесь!.. — не владея собой, сказал Павел и, повернув девушку к окну, наклонив ее лицом к подоконнику, закинул голубой халатик ей на спину.

Клава охнула и закусила губку.

III

Когда он вернулся в спальню, Лера еще спала.

«Какой чудесный день, — думал Бабиков. — Я Самый Счастливый Человек Года!»

Он брился, светло улыбаясь, вспоминал детали случившегося, прищелкивал языком, ощущая вокруг себя дивное благоухание женского тела, и даже проснувшаяся, красящаяся у зеркала Лера не вызывала у него негативного чувства.

Затенькал телефон.

Павел, отложив бритву, снял трубку и радостно провозгласил:

— Слушаю!

— Вернулся, козел? — прохрипел знакомый грубый мужской голос.

— Послушайте, вы! — возмутился Бабиков. — Какое право вы имеете беспокоить меня?! Вас всех посадят! — заключил он и повесил трубку.

— Кто это? — спросила Лера, на мгновение оторвавшись от собственного изображения.

— Да опять этот придурок, мафиози хренов! Пугает, сволочь. Да плевал я на него!

Павел на этот раз был зол и уверен в себе.

Телефон снова зазвонил.

— Не возьму трубку! — Бабиков яростно треснул по тумбочке. — Пусть хоть лопнет, гад, не возьму! Не боюсь я их.

— Еще бы ты боялся, с такой-то охраной, — вклинилась Лера.

— Да замолчи ты, — обиделся Павел. — При чем тут охрана? В душе моей страха нет.

— Страха нет в его душе… — запела Лера, накручивая волосы на какие-то суперэлектронные бигуди.

Телефон не умолкал.

— Ну ладно… — угрожающе произнес Бабиков и снял трубку.

— Павел! Извините, ради бога, — затараторил взвизгивающий женский голос, — я не хотела вас беспокоить, но мое начальство…