Самый обычный день. 86 рассказов - [13]
О ничтожности человеческих желаний
Когда я доплыл до острова, мне казалось, что смерть моя не за горами: невозможно вынести лучи багрового солнца и долгие-долгие дни одиночества. Повсюду была вода: вода на севере, на юге, на западе и на востоке, куда бы ни упал взгляд, он различал только воду — серую или голубую, зеленую или черную; а слух различал только холодный шорох волн, пропитывающих влагой белизну песка. Я добрался до земли вплавь, без сил растянулся на берегу, а когда обернулся, то еще успел увидеть, как задняя часть судна (ее еще называют кормой) окончательно скрылась под водой. Два огромных пузыря воздуха поднялись из морских глубин, и корабль исчез навсегда. А я, сидя в полном одиночестве, спрашивал себя, не появится ли рядом еще какой-нибудь человек, спасшийся после кораблекрушения, но вскоре мне стало ясно, что никто больше не смог выжить, я один сумел добраться до острова, на котором не было ни одной живой души. Итак, все умерли; смерть, владычица тьмы, уже склонилась над моей головой и моим изъязвленным телом; я впал в отчаяние и был совершенно убежден в том, что этот крошечный остров дарит мне не спасение, а лишь отсрочку моей окончательной гибели, что он станет моим будущим склепом, могильной плитой, которая навалится на меня через день или два, когда мое тело откажется служить мне. Я питал так мало надежд на будущее, что не ожидал найти здесь пропитание, а оказалось, что на острове видимо-невидимо всяких фруктов и растений и странных животных (например, кроликов с головой утки и спирально закрученным цепким языком). На второе утро (потому что я проспал подряд весь день и еще одну ночь) я открыл глаза, чувствуя на плечах удары раскаленного хлыста — это было солнце, сжигавшее мою кожу. Очень скоро я понял, что мне не остается ничего другого, как выжить. А это означало научиться принимать как должное свое одиночество, и горячий ветер, и время, вечно растекающееся над морем перед моими покрасневшими глазами. Я прошелся по пляжу, окунулся в море, утишая боль от ожогов на спине, и проплыл несколько метров, а потом снова вышел на берег. И на этом месте обнаружил труп, старый и печальный труп, вцепившийся в грязный кусок мачты, теперь столь же бесполезный, как и он сам — лежащий на берегу безымянный утопленник. Носком башмака я перевернул его на спину, и это оказался один из моряков с нашего корабля: глаза словно слизняки, распухшее и темное лицо ребенка. Смотреть тошно. Вероятно, появятся и другие, подумал я, но пока больше трупов я не видел. Все остальные на дне морском — эта мысль пришла мне в голову, пока я ногой спихивал труп в воду в надежде, что волны унесут его в море (тщетная надежда, потому что труп вернулся снова, а потом еще раз, и еще, и еще). Иногда он исчезал, но когда я начинал думать, что не увижу его больше никогда в жизни, на следующий же день мертвец появлялся на песке, иногда в десяти метрах от своего прежнего места, а иногда даже на другой стороне острова. Он не оставлял меня в покое, этот безумный, грязный, старый, печальный и нелепый труп: сколько бы я ни направлял его в открытое море, он все равно возвращался, пока в один прекрасный день не исчез навсегда, словно его наконец съели рыбы. После его исчезновения я вдруг осознал всю степень своего одиночества, и тут мои мысли обратились к Робинзону Крузо (совершенно очевидно, правда?), и мне пришло в голову найти себе Пятницу, однако в этом проклятом месте не было ни одной живой души. Я стал исследовать свой остров, который, несмотря на небольшие размеры, отличался весьма сложным рельефом: холмы и бухты с прозрачной и розоватой водой, белые пляжи и лилипутские утесы. Мне попалась на глаза прохладная пещера, и я незамедлительно обосновался там, несмотря на то, что во время дождя она наполнялась водой пополам с грязью. В мой рацион входили фрукты с деревьев и невиданные рыбы, а иногда я дополнял его пушистым кроликом из семейства утиных, которых убивал большими камнями. Мне удалось организовать свою жизнь довольно сносно: я много спал, плавал, но более всего — размышлял (страшно подумать, сколько времени остается у человека на размышления в подобных обстоятельствах, когда все происходящее кажется кадрами фильма, который ты смотришь на экране сельского кинотеатра, с той лишь разницей, что потом никто не зажигает свет и нельзя выйти на улицу — фильм длился день и ночь, ибо был моим собственным каждодневным существованием). Казалось, все, что окружало меня, было не чем иным, как декорацией, и в один прекрасный день я смогу встать со своего кресла, хлопнуть в ладоши и сказать: эй, все это замечательно, но не кажется ли вам, что уже хватит? И тогда все опять встанет на свои места. Иными словами, моя жизнь снова станет стандартной жизнью в далеком стандартном городе. Но я так никогда и не отважился хлопнуть в ладоши, боясь, что меня постигнет самое жестокое из всех разочарований. На всем острове я не нашел ни единого следа человеческого присутствия. Ничего. Поскольку настоящее скорее раздражало меня, я обращался мыслями к прошлому: детские годы, учеба в школе, одноклассники, служба в армии, толпы людей на улицах, когда я шел в кино и ел ванильное мороженое, и пил лимонад, литры лимонада, и голландское пиво, и яичница из двух яиц, и хлеб, натертый спелым помидором, и салат, и салями, и кьянти, и антрекот, и мерлан по-баскски, и горячий шоколад с взбитыми сливками на улице Петричол, и оршад, и кока-кола; а потом я вспоминал, как смотрел телевизор и как засыпал под передачи
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.