Самый обычный день. 86 рассказов - [12]
Сотворение мира
Биелю — разнообразные теории языка Маргери а-ля Даймонд Джим
В начале есть только ночь: ложно вечная ночь, которой не суждено смениться даже утренней зарей, в связи с чем в первый день Господь Бог (создав прежде всего самого себя) создает свет, и эта работа так его утомляет, что он просто валится с ног, и ложится спать, и проводит за этим занятием несколько дней, а на шестой день просыпается и ему приходится второпях создавать вселенную, Землю, растения, животных, гоминидов, ядерную физику и привидений, которые (в силу своего взбалмошного нрава) бросаются раскрашивать небо в голубой цвет, потому что, как вам должно быть известно, вначале (я хочу сказать — на протяжении первых пяти дней) небо было зеленое, и по сей причине его часто нельзя было отличить от лугов, заросших травами, которые в свою очередь теперь считают свое зеленое существование слишком однообразным и расцвечиваются всеми оттенками разных красок, от которых радуги сходят с ума от зависти и, чтобы не отстать от разноцветных лугов, теперь принимают форму различных геометрических фигур и тел: квадратов, треугольников, кубов, цилиндров и особенно пирамид, что поражает египетских фараонов, существ крайне влюбчивых, которые решают взять их под свое покровительство, а для пирамид это губительно, и они начинают грустить и становятся пыльно-серыми от этой печали и от слез, пролитых над Нилом, который в описываемое нами время еще и не река вовсе, а так, ручеек, на берегу которого растут агавы и стоит модернистский ларек с прохладительными напитками, где господин в сером пальто просит подать ему лото; а какой-то умелец просит соль и перец; а какой-то вагоновожатый просит голову осла и чай с мятой; а одна проститутка с рыжими усами просит бутерброд и башню с часами; а какой-то патлатый студент просит вилку, нож и абсент; а ушастый цыган ищет бесхвостый аэроплан (а ему предлагают Олоста!); а один господин из деревни Ульястрет просит заменить ему хлеб (он у вас черствый); а какой-то таксист, большой бука, просит, чтоб ему нарезали лука; а певцы из хора Клаве просят чаю на траве; а дама из Жироны просит яичницу с лимоном; а какой-то монах-капуцин просит еще один мандарин; а делегация коммунистов требует, чтобы сменили таксистов; а какие-то горбуны просят чистой черной икры; а одному романисту хочется отведать ножку велосипедиста (по-баскски); а какой-то художник-концептуалист заказывает кружку пива; а один сторож заказывает шпроты; а какой-то гомосексуал просит один реал, а гетеросексуал — модный журнал, а адвокат с юга Франции хочет, чтобы ему сделали операцию; а полчища ящерок остались без завтрака; а один чревоугодник потерял пенис и так ходит, а один токарь пернул и охнул; а этот буржуй — сукин сын; а молодая потаскуха осталась без уха и просит подать ей картошку, а ей приносят ведьмину кошку, и она говорит: что за чертовщина? и направляется в магазин, где торгуют чаем (но посреди улицы вдруг кончает); а для целого племени индейцев не нашлось хорошей рифмы, и они умерли у стойки, и тут приходит дворник (а он был с Менорки) и выметает их всех на улицу, и тут начинается битва при Вундед-Ни, и в живых остаются только Чарльз Бронсон и Карен Блэк[17], которые трахаются без передышки и рожают сотни девчонок и мальчишек; и один из них (когда уже вырос) заказывает кофе с молоком, а официант отвечает — потом; просит он аспирин, а ему дают кокаин; и он принимает чуть-чуть, а думает, что доза большая; а потом все садятся в грузовике в ряд, и какой-то горбатый конокрад запускает в них снаряд, и он заказывает словарь, а его спрашивают: с перцем? и, поскольку он задержался с ответом, ему приносят бычье сердце; он съедает его с аппетитом и чувствует себя сытым, он рыгает и на собаку лает (она вздрагивает), которая бежит за котом, который ищет миску с молоком, а ему дают хлеба, а он — такой привереда — отправляется в гостиницу «Ритц» и заказывает рис, а ему приносят поросенка с ботвой, он съедает его глаза и отходит в мир иной (в них было много токсинов), и его хоронят по-быстрому скучным вечером под небом, всеми тонами расцвеченным — и сиреневыми, и серыми, и желтыми — всеми оттенками рассвета, который окрашивает облака тоской и трогает крылья птиц своей черной рукой, и они сначала петь тише стали, а потом и совсем в рот воды набрали (а может быть, и сказать им нечего); и они покупают кинопроектор и прокручивают очень медленно все фильмы Клода Лелуша и тоже отходят в мир иной (совершенно естественно), и их в море с почестями спускают, как генералов или капитанов, под флагами трехцветными, которые по ночам трахаются со звездами и оплакивают ушедшую молодость, которая уже не вернется; а она вдруг возвращается и говорит: привет! и все делают вид, что ничего не произошло и что можно наверстать упущенные годы; но некий мрачный, тусклый, заунывный — и далее в том же духе — голос говорит: нет, нет, ничего уже не изменишь; и это голос совести нашего времени, которая купила себе синий «порше» и просит содовую и немного терпения, а ее посылают к черту, и она уезжает, и больше не возвращается, и посылает открытки из экзотических стран и любовные письма, похожие на те, которые ты посылала мне когда-то, помнишь? и они слушают Международное французское радио, ночь и надежды; и какая-то блондинка с улыбкой на губах подходит ко мне и говорит так: hvor meget skal man give for en pähaengsmotor? en kompromisløs pris, vil Johnson-ejeme sige, — и меня одолевают сомнения (а когда я сомневаюсь, то всегда рассматриваю свои ногти), а потом я поднимаю голову и бросаю ей решительно: og der er flere, der floretraekker Jonhson-motorer, frem for noget andet maerke i pähaengsmotorer
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.