Самые чужие люди во Вселенной - [10]

Не знаю, как тут действовать. Если отцу рассказать, он ответит – не наши булки. Это традиционный папин ответ, о чем бы я ни спросил. Занимайся своими булками. Однажды я даже полез в Сеть проверять, что он имеет в виду, и оказалось, «булки» – это в просторечии зад. Занимайся своей задницей – лучшее резюме папиной философии.

Я беру мешки с барахлом и выхожу в коридор. Отца не видно. Ни в ванной, ни на кухне, ни в гостиной. Надеюсь, он не лег обратно спать. В прихожей нет его ботинок – значит, ушел. Я выхожу, захлопываю дверь, и тут же в моей голове тревожный звоночек: всегда запирай дверь, даже если отлучился на минуту. Хотел бы я очистить свою черепушку от всего, чем родители ее набили. Во-первых, у меня заняты руки, во-вторых, кто захочет нас ограбить? Взять-то нечего: телевизор шипит, у миксера треснула чаша, дивиди-проигрыватель собирает пыль. Мои драгоценности – телефон и ножик – я ношу в карманах джинсов. Вызываю лифт, но решаю не ждать и спускаюсь по лестнице.

Мешки с глухим шумом падают в мусорку. На секунду заглядываю на парковку. Тип убрался. Попутный ветер. Уже чувствуется жара. По телевизору с прошлой недели призываются позаботиться о старшем поколении. Интересно, сколько уже лет я не виделся с дедушкой и бабушкой? Папины родители умерли один за другим два года назад, а с мамиными папа рассорился. Почему – не знаю. Подозреваю, что попросту либо они не нравились папе, либо наоборот. Звонит ли мама своей маме, чтобы узнать, все ли в порядке? Каждый думает о своих булках.

Снова надеваю наушники и обхожу квартал. Трудно поверить, что к концу каникул от здания останется большая куча камней. Я ухожу подальше от торгового центра, чтобы не столкнуться с отцом, если он действительно пошел за покупками. Смотрю, что поделывают друзья. Большинство далеко, проводят лето с родителями на море, у бабушек-дедушек, за границей. Район опустел, как будто незаметно для меня все человечество истребил инопланетный вирус. Do you know what you are?[5] – спрашивает на ухо певец Limp Bizkit, и я вынужден признать, что не знаю совсем.

Никаких следов ни мерзкого типа, ни того странного человека, который спал у нас в кладовке. Дверь я не запер, нужно вернуться домой раньше отца, чтобы не было скандала. В холле я в третий раз за три дня читаю афишку мэрии про литературную студию по субботам днем. «Напишите историю своего дома». В объявлении указано, что студия для всех и бесплатная. Дизайнеру не хватило вдохновения, и он просто налепил в фотошопе наше здание поверх плана квартала. Участникам студии помогает писатель. Его имя ничего мне не говорит. Осенью мэрия издаст книжку. Как-то вечером мама спросила, интересует ли меня это. Вообще-то она обратилась не только ко мне, но и к Норберу. Брат опустил глаза и промолчал. Папа расхохотался и сказал, что мы напишем роман, Норбер ушел к себе в комнату, и мне уже отвечать было необязательно.

Студия завтра, собирается в культурном центре ровно через дорогу. Не то чтобы я не любил писать, когда нужно я могу, но я не понимаю, что в этом увлекательного.

Уже собираясь подняться, я иду в подвал. Нажимаю кнопку выключателя и смотрю на слабо освещенный коридор с голыми бетонными стенами. Сжимаю нож в кармане джинсов. Двигаюсь вперед, сердце колотится,

раз шаг,

два шаг,

три шаг.

Не знаю, зачем я пошел проверять подвал. Тот, чье убежище мы раскрыли, удрал со всех ног. Не идиот же он прятаться в том же месте. Перед дверью я на секунду останавливаюсь. Прислушиваюсь, но ничего не слышу. Левой рукой толкаю дверь. Правой сжимаю рукоять ножа в кармане. Слегка дрожа, включаю свет,

Ничего,

никого,

выдыхаю.

Смотрю на пол, на коробки, старую одежду в мешках. Почему родители все это не выкинут? Наверное, надеются как-нибудь продать. Переезд заставит их провести жесткий отбор и ликвидацию. На измятых мешках я замечаю след тела того человека, что спал здесь ночью.

Что-то блестит на полу. Нагнувшись, обнаруживаю незнакомую вещь и беру двумя пальцами. Что-то вроде камешка, очень правильной формы, сантиметра четыре высотой и два шириной. На удивление легкий. Нет, это не камень. Бликует на свету, как металл, но и не металл. Присматриваюсь внимательнее. Цвет сероватый. Ни одного шва или отверстия, середина выпуклая, бока немного сплюснуты. Держать ни горячо, ни холодно, как будто в точности температура тела. Это не деталь от механизма, приспособить не к чему. И не драгоценность – не на что нанизать и нечем приколоть. Я уверен, что этот предмет принадлежит не нам. Либо его принес Норбер из очередной таинственной вылазки и обронил, либо – меня передергивает – его потерял тот странный утренний гость.

Лампа в коридоре гаснет, я вскрикиваю от неожиданности. Смеюсь над собственным испугом, закрываю дверь и быстро поднимаюсь, пока не вернулся отец и не прочитал нотацию о моей преступной халатности.

До вечера не происходит ровным счетом ничего. На мои сообщения никто не отвечает. Я фотографирую пустой шкаф и посылаю фотку Тому. Он с родителями в Испании и получит ее, когда подключится где-нибудь к вайфаю. Смотрю какие-то видео; пробую пароль, который якобы взламывает Netflix, но напрасно; читаю несколько страниц из толстого научно-фантастического романа; обедаю в молчании наедине с отцом. Норбер где-то бродит, и слава богу, потому что папа его порцию не предусмотрел. В конце концов минуты группируются в шесть рядов по десять и почти по волшебству превращаются в час.