Самоубийство как культурный институт - [64]
Особое внимание в своем исследовании «разложения» Достоевский уделяет в романе разложению русского семейства. В центре романа — «тип случайного семейства, в противуположность родового семейства» (16:434). Версилов, дворянин-интеллигент, скиталец по Европе, живет с крестьянкой, бывшей его крепостной. Дети от этого союза, Аркадий (Подросток) и Лиза, формально считаются детьми ее законного мужа, крестьянина. Лиза становится любовницей легкомысленного князя Сокольского, аристократа, замешанного в дело о подделке денежных бумаг, и беременна от него. Версилов безнадежно влюблен в светскую даму Ахмакову, что приводит его к попытке убить ее и затем застрелить себя (в черновиках планировалось законченное самоубийство)>{10}. Князь Сокольский арестован и умирает в тюрьме — в черновиках он кончает жизнь самоубийством, а у Лизы случается выкидыш — в черновиках она кончает с собой. Перед нами картина «разложения», прежде всего разложения общественного тела — семьи, рода, сословного поведения и общепринятой морали.
В набросках к роману явной причиной драмы Версилова является атеизм, а именно неверие в бессмертие души: «Все несчастье ЕГО, что ОН — атеист и не верует воскресенью» (16:15). В окончательном тексте тема атеизма достигает кульминации в пророческом видении Версилова — картине мира без Бога, т. е. без идеи бессмертия:
Исчезла бы великая идея бессмертия и приходилось бы заменить ее; и весь избыток прежней любви к тому, который и был бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку. Они возлюбили бы землю и жизнь неудержимо и в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность, и уже особенною, уже не прежнею любовью. Они стали бы замечать и открыли бы в природе такие явления и тайны, каких и не предполагали прежде, ибо смотрели бы на природу новыми глазами, взглядом любовника на возлюбленную (13:379).
Эта картина земного рая — заимствованная из социалистических утопий — остается в романе незаконченной. В сердце своем Версилов чувствует, что такое райское существование, даже если оно возможно, будет временным. В заключение ему видится картина второго пришествия Христа. Что же случится перед вторым пришествием? Пропущенное в романе звено можно найти в «Дневнике писателя» за январь 1876 года — потеря идеи бессмертия после временного райского блаженства приводит к массовому самоубийству (об этом — в следующей главе). Мир романа «Подросток» — это своего рода предвидение будущего мира без Бога, в котором царствует закон «разложения», греха и смерти.
Очевидно, что разложение общества, семьи и человека в романе Достоевского — это состояние, которым управляют не столько законы природы и общества, сформулированные наукой, сколько богословские принципы. В этом отношении между дискурсом Достоевского и дискурсом современной ему печати есть существенная разница. Публикуя свои романы под одной обложкой с внутренними хрониками Демерта и изложениями позитивного метода («Подросток» появился, серийно, в «Отечественных записках»), Достоевский, казалось бы, пользуется тем же дискурсом: он прибегает в своих романах к экспериментальному методу, обращается к тем же фундаментальным проблемам (соотношение части и целого) и, главное, опирается на те же организующие метафоры (такие, как «разложение»). Однако, пользуясь теми же словами и категориями, Достоевский придает им иной или дополнительный смысл. В этом отношении дискурс литературы не тождественен дискурсу печати и науки — за общими формами лежат различные смыслы.
Смерть Кириллова: Христос-самоубийца
Самоубийство Кириллова в романе «Бесы» (1871–1872) — это смерть атеиста, имеющая парадигматическое качество. Как модель смерти исторически конкретного человека, смерть Кириллова неоднократно переосмыслялась философами и художниками, размышлявшими о жизни и смерти человека, живущего в культуре, которая поставила под сомнение существование Бога и бессмертия души (среди них Ницше, Мережковский и Камю, о чем речь пойдет ниже).
Кириллов — идеолог и пропагандист сознательного самоубийства («с рассудка»), который видит самоистребление как необходимое, логическое следствие развития человека в его взаимоотношениях с Богом. Сам он выступает как предшественник этого будущего и прообраз «нового человека», равного Богу, — человека-самоубийцы. Если бы не два «предрассудка», останавливающие человека, самоубийцами стали бы «все». Эти два предрассудка — боязнь боли
