Самая прекрасная земля на свете - [59]

— Какое безобразие! — сказала Мэй. Она прикрыла мне уши ладонями и сказала папе одними губами: — Вы же могли погибнуть!

Дядя Стэн сказал:

— Тебе чего-нибудь нужно? Может, поживете у нас?

Папа сказал:

— Нет, спасибо. Все уже утряслось.

Тогда дядя Стэн спросил:

— Когда же это случилось, Джон?

Папа сказал:

— В пятницу вечером.

Дядя Джон сказал:

— Ты, наверное, с ног валишься!

— Да, — сказал папа. — Есть такое дело.

— Хочешь, мы все пойдем к тебе и поможем с уборкой? — сказала Маргарет.

— Нет-нет, — сказал папа. — Мы уже все убрали.

Тут я сообразила, что все думают — пожар случился всего два дня назад, а папа их почему-то не поправил. И про забор тоже вроде никто не знает. Почему папа им не сказал? Наверное, не хочет, чтобы они за нас волновались, подумала я. Все равно это было как-то странно.

Мэй покачала головой.

— Надеюсь, полиция все-таки поймает этих хулиганов, — сказала она. — Им место за решеткой.

Папа сказал:

— От полиции толку не много.

— Вот именно, — сказал Гордон, и все посмотрели на него. Уж если кто много имел дело с полицией, так это Гордон.

— Я-то знаю, кто это сделал, — сказал папа. — Но им, видите ли, недостаточно доказательств. — Потом он рассмеялся. — Хотят, чтобы я установил камеру видеонаблюдения.

Дядя Стэн покачал головой.

— И куда только катится мир?

— К Великой Скорби! — Альф поставил кулак на ладонь и повернул.

Элси обняла меня. И сказала:

— Главное, вы оба целы.

Мэй покачала головой:

— Просто страшно подумать, что могло произойти.

— Ты думаешь, это как-то связано с забастовкой? — спросил Стэн.

— Возможно. — Папа кивнул. — Не могу сказать, что я сейчас пользуюсь всеобщей любовью.

Я пошла в туалет и села в кабинке. Там было прохладно и тихо. Я прислонилась головой к стене. Подумала, что будет, если они узнают, что всё это устроила я.

Закон

В понедельник вечером в калитку постучал человек с портфелем и в костюме. Я пошла сказала папе, который, кажется, не слышал стука, он велел его впустить. Я откинула засов, повернула ключ и открыла калитку. Человек уставился на меня. Видимо, он ожидал увидеть кого-нибудь покрупнее.

— Входите, — сказала я.

Калитка бухнула у него за спиной, и он подпрыгнул.

Человек посмотрел на обгоревшее дерево, на фанеру в окне. Посмотрел на заколоченную дверь, на черную землю и на битые бутылки.

Я отвела его в кухню. Папа стоял спиной к печке. Человек потрогал свой галстук и сказал:

— Полагаю, вам понятна цель моего визита, мистер Макферсон. Вы уже получили от нас письмо с выражением обеспокоенности по поводу возведенного вами забора и с просьбой без промедления с нами связаться.

Папа сказал:

— По-моему, в этом заборе нет ничего оскорбительного.

Человек сказал:

— В письме крайне подробно разъяснено, что в нем оскорбительного: его неприглядный вид. Кроме того, он может стать причиной телесных повреждений. Об него можно пораниться.

— В этом весь его смысл, — сказал папа.

Человек посмотрел на папу.

Папа сказал:

— Вы в курсе, что тут у нас происходит?

— Это меня не касается, мистер Макферсон. Пусть полиция разбирается.

Папа сказал:

— Я уже пробовал заставить их разобраться. Пробовал целых два месяца. У меня попросту не было выбора.

— Ну, я просто выполняю свою работу. — Человек выпрямил плечи. — Боюсь, ваши соседи требуют, чтобы вы снесли этот забор. — Он взял портфель. — Отсюда я еду к себе в контору с докладом, — сказал он. — Если там решат, что забор подлежит сносу, вам придется его снести; если нет, мы подадим на вас иск. Будем решать в судебном порядке, останется этот забор стоять или нет.

Папа сказал:

— Проводи джентльмена до двери, Джудит.

Тут человек вдруг вздрогнул. Я проследила за его взглядом и тоже увидела топор над задней дверью. Человек посмотрел на топор. Потом посмотрел на папу. Пожалуй, это не совсем обычное дело — чтобы над дверью висел топор. Я вдруг подумала: а повесил бы папа его туда несколько месяцев назад? И стал бы он тогда строить забор? Или он бы просто сказал: «Джудит, испытания — это камушки на переправе, которые ведут нас ближе к Богу».

Я провела джентльмена через переднюю, мы вышли из дома и пошли через палисадник. Я открыла калитку и стала смотреть, как он уходит.

Чем дальше он уходил, тем более странно мне делалось.

— Постойте! — закричала я вдруг и побежала вдогонку.

Он обернулся.

— Пожалуйста, разрешите моему папе оставить этот забор!

— Боюсь, это невозможно. — Он зашагал снова.

— А вы не можете сделать исключение? — сказала я, задыхаясь. — Нет в нем ничего опасного, никто же не станет через него лазать. Если его снесут, я даже не знаю, что папа сделает!

Человек сказал:

— Прости, я не могу это с тобой обсуждать. — И зашагал быстрее.

— С забором гораздо лучше! Нам теперь больше никто не стучит в дверь! — сказала я. — И никто не устраивает пожаров! Никто не ломает нашу вишню и ничего не бросает в почтовый ящик. Ну почему нельзя его оставить?

Человек сказал:

— Мне очень жаль.

Потом отпер свою машину, залез на сиденье. Хлопнул дверцей, посмотрел через плечо, отъехал от тротуара.

— Так нечестно! — крикнула я.

Машина исчезла за углом. Человек забыл пристегнуться.

Седьмое чудо

Я сидела у себя на подоконнике.

— Долго еще, Господи? — спросила я. — Скоро там уже Армагеддон? Поскорее бы уж он случился, чтобы все это кончилось.