Самая прекрасная земля на свете - [58]

Когда я открыла глаза, в голове было так, будто я ею ударилась, а язык плохо помещался во рту. Свет от уличного фонаря падал на поля и холмы и города Красы Земель. Какой-то голос говорил: «Что ты наделала?»

Потом он сказал: «На сей раз ты, похоже, действительно что-то наделала».

— Не наделала, — ответила я.

«Смотри», — сказал голос.

Я подняла с пола фигурку Нила и посмотрела на нее. Голова висела на сторону, одна нога была длиннее другой, одна рука отвалилась. Лицо распалось на кусочки.

Я приставила руку к телу, но она не держалась. Я прикрепила голову на место, но она свесилась снова. С лицом вообще ничего было не сделать. Я прислонилась к стене и закрыла глаза.

— Это ничего не значит, — сказала я.

«Что, и пожар тоже ничего не значил?»

— Я его сделаю заново.

«Что Я тебе говорил про то, что сделанного не воротишь?»

— Мне плевать! — ответила я. — Все равно сделаю. Я все поправлю.

Я достала проволоку, шерсть, пластилин. Отмерила проволоки, переделала голову, но руки у меня тряслись. Переделала руки и ноги, переодела человечка, сделала ему новые волосы, заново нарисовала лицо, только глаза стали меньше, а нос прямее, а щеки круглее, чем следовало. Корректурной ленты, чтобы сделать полоску на брюках, у меня не осталось, а еще новая фигурка вышла на сантиметр меньше.

Я оттолкнула ее в сторону.

— Это ничего не значит, — сказала я.

Но я знала: это значит больше, чем все остальные мои поступки.

Книга 4 ЗАБЛУДШАЯ ОВЦА

В ожидании

Пока во вторник Нил не вошел в класс, мне было плохо.

— Вот! — сказала я Богу, когда Нил развалился на своем стуле. — Ничего! Я же тебе говорила.

«Цыплят по осени считают», — сказал Бог.

В тот вечер я записала в дневнике: «С Нилом ничего не случилось».

В среду мы довырезали снежинки и развесили по классу, дошли в «Паутинке Шарлотты» до того места, где они собираются ехать на ярмарку, написали еще по стихотворению. Только на сей раз мое просто никуда не годилось. Да и все остальное я делала непонятно как. Умножала вместо того, чтобы делить, путала существительные и глаголы, не той стороной вклеила график в тетрадку по математике, а ртутный столбик покрасила красным вместо серебряного.

Миссис Пирс вызвала меня к своему столу. Она спросила:

— Джудит, ты нормально себя чувствуешь?

— Да, миссис Пирс.

— Как твоя рука? — спросила она.

Но с руками у меня все было в порядке, я тогда не сильно порезалась.

Миссис Пирс сказала:

— Ты попросила своего папу прийти ко мне?

Я покраснела.

— Да, — сказала я.

Только было очень важно, чтобы папа ни за что не пришел в школу, потому что тогда миссис Пирс расскажет ему, что я по-прежнему говорю про Бога и про чудеса.

Перед ней лежала моя тетрадка. Только два примера были отмечены плюсиками. Она сказала:

— Не в примерах дело, Джудит. Ты их можешь решить, даже не просыпаясь. Но я хотела спросить — может, ты расскажешь, что тебя беспокоит?

Я пожала плечами.

— Дома у тебя все в порядке?

Я кивнула.

— Как твой папа переносит забастовку?

Я подумала как. Когда папа возвращался с работы, лицо его было бледным, но голос спокойным. Мы ужинали и изучали Библию. Потом он уходил в промежуточную комнату просматривать счета, насаженные на металлический штырь, а я шла наверх. Потом он проверял, как там забор, возвращался в дом, вешал топор над задней дверью и отключал электричество.

— Вроде нормально, — сказала я.

Миссис Пирс сказала:

— Джудит, запомни: понадобится с кем-нибудь поговорить, я всегда здесь. Поняла?

— Да, — ответила я.

В четверг мы получили письмо из гражданского суда — папу просили срочно им позвонить. Он сказал:

— Шустро же они управились.

— Кто? — спросила я, но он не ответил.

Я посмотрела на конверт.

— А чего они от тебя хотят?

— Хотят, чтобы я снес забор.

— Почему?

— Это считается «антиобщественным поведением»… — он поднял листок повыше, — «угрозой безопасности» и «нарушением внешней эстетики».

— А ты его снесешь?

— Пусть подавятся, — сказал папа и бросил письмо в печку, так что я поняла: он хотел сказать — нет.

В ту ночь мне снилось поле в Красе Земель и две первые сделанные мною куколки. Поле не стояло на месте, как будто кто-то все время его тряс, и куколки держались друг за друга. Солнце было больше, чем раньше, оно обжигало им руки и лица. Трава была длинной и шелковистой, но она ежилась, будто живая, и хватала их за лодыжки.

Что-то приближалось к ним, подскакивая в траве. Оно было похоже на человека, только без головы, вместо нее болталось что-то вроде воздушного шарика на веревочке. Тряпичная куколка, похоже, понимала, что происходит. Она вскрикнула и потянула человечка из чистилок за рукав. Рукав отвалился, куколка отшатнулась.

Человечек из чистилок уставился на свою руку, потом на тряпичную куколку. Лицо его ничего не выражало.

Тут внезапно ноги его подогнулись, он упал на колени. И продолжал смотреть на тряпичную куколку. Та открыла рот. Тогда глаза у человечка из чистилок закатились, голова откинулась назад, и тело его рухнуло к ее ногам.

Замечательно было вновь увидеть всех в воскресенье. Мы будто целую вечность не виделись. Они пришли в ужас, когда услышали про пожар.

— Так полиция что-нибудь делает? — спросила Элси.