Сальто-мортале - [52]

Шрифт
Интервал

— Почти.

— Ах ты господи! Ну какая же из тебя тигрица? При прыжке ты сломаешь собственную шею. Ну ладно, выскажусь яснее. Начнем с азов. Ты и вправду не поняла, о чем я говорила?

— Да как тебе сказать… — От смущения я чуть не заикалась. — Выходит, нельзя доходить до крайности или что-то в этом роде?

— Ну ладно, ты и вправду дурочка! До крайности! Господи боже! Если я правильно тебя поняла, твое самое страстное желание — стать женой Тамаша Беловари. Значит, ты непременно хочешь лечь с ним, так, что ли? Или только после регистрации брака?

— Я этого не говорила.

— Ну и не говори. Будь я мужчиной, я бы взбеленилась от такого. И это к тому же старая-престарая песня, тоска зеленая. — Она опять заговорила тем своим изменившимся голосом. — Убери руку, Адалберт, нельзя, невозможно, потом, когда перед богом и людьми освятится наш брак, потом, потом ты можешь щупать меня, перед богом и людьми! — Тут голос Зизи опять стал ее прежним настоящим голосом. — Как далеко у вас зашло дело?

— Он целовал меня.

— Ну, тогда он вскоре пригласит тебя к себе домой или на прогулку в лес. И при вашей родившейся в тряпье и в «шкоде» любви, ляжешь ты с ним или нет, ты можешь упустить его. Если не ляжешь, то этим не уязвишь его тщеславия, не надейся. Он скажет про себя: «Глупая гусыня! Знала бы ты, кого упустила! Знала бы, кто я такой, чего я стою! Ну, привет, дуреха!» Если ляжешь, — тоже не слишком затронешь его тщеславие. Он может сказать: «Я трахнул тебя, и все тут, не о чем разговаривать, прости-прощай, моя милочка!»

— Ну, тогда я уж совсем не понимаю тебя.

Зизи выпила залпом остаток черешневой и увлеченно продолжала:

— Ляг с ним. Один раз. Максимум два раза. (Так даже лучше, ведь первый блин комом.) А потом найди случай, прошепчи ему сквозь шелест листвы: «Боже мой, так я еще ни с кем никогда… я даже представить себе не могла». Не бойся, не может того быть, чтобы ты прошептала слишком тихо и он не расслышал. Но если хочешь действовать наверняка, обними его за шею, прижми к себе крепко-крепко, а потом вдруг, но так, словно ты колеблешься, и в то же время горячо шепни ему на ухо: «Мне еще ни с кем не было так хорошо!» Потом отпусти его, покрасней до ушей, отвернись и скажи: «Ах, я не должна была этого говорить!» Текст по желанию может варьироваться и быть приукрашен. Не забывай: максимум два раза. Пока все не пойдет как надо. Твой чувак наверняка чувствовал, что не все шло, как надо… Но при этом такой текст — его тщеславие подскакивает до небес. «А что было бы, если бы я был в форме?» — подумает он и, извергая из ноздрей пламя, как конь-огонь будет ждать следующего случая. Но следующий случай не захочет представляться. Потому что я уже так устала. К сожалению, я должна встретиться со своей подругой, я уже две недели обещаю ей и не могу больше тянуть… и так далее. Ну как? Тиби, дорогой, еще пятьдесят грамм!

Если уж на то пошло, я могла бы подать в суд за мой гиблый брак не только на Будапештское транспортное управление, но и на Зизи. Человек способен вести тяжбу со всем миром, если это его оправдывает.

Небольшой прыжок тигра — этакое сальто-мортале — удался, хотя немного спустя шею сломал себе сам тигр. Собственно говоря, это все. Не прошло и года, как наш брак полностью развалился. Я уже говорила об атмосфере лжи, о «плетении россказней». Для разрыва нужен был только предлог. Он не заставил себя долго ждать.

Не успела я вернуться домой из лаборатории, как зазвонил телефон. Иван. Просит меня немедленно приехать в кафе-эспрессо «Незабудка». Нет, больше он пока ничего не может сказать. Он ждет, я должна поторопиться!

Он сидит там в углу на возвышении. Перед ним четыре пустые бутылки из-под «Кинижи» и пустой стакан. Пепельница полна окурков.

У него вконец измученный вид, таким я его никогда еще не видела, правда, последнее время я вообще его не видела.

— Спасибо, что пришла.

— Да что ты! В чем дело?

— Закажи бутылку пива!

— Что с тобой? Ты и так уже много выпил.

— Закажи бутылку пива!

Я заказала пиво и кофе.

Он хранил молчание до тех пор, пока не принесли заказ. Налил себе пива, выпил залпом, закурил, наклонился совсем близко ко мне и сказал:

— Я пропал, лапочка, понимаешь, пропал!

— Что за идиотизм! — сказала я. — Как пропал? На тебя опять нашла хандра?

Он как-то странно усмехнулся. Снова налил себе пива и выпил залпом. Это была уже пятая бутылка.

— Нет, лапочка, теперь это не хандра. — Он склонился ко мне еще ближе, опрокинул бутылку, но не заметил этого, я подхватила ее. — Это не хандра. Это растрата. Или воровство. В таком вот роде. Все равно.

Я не могла слова вымолвить, лишь в голове пронеслось: неправда, неправда, неправда. Кто угодно, только не Иван — этого не может быть.

— Этого не может быть, — сказала я наконец.

— Закажи еще пива!

Я заказала две бутылки и сама выпила целый стакан.

— Я продавал автопокрышки. Аккумуляторы. Последние два месяца. Уже набежало восемь тысяч форинтов. А завтра учет. Если до того я успею внести деньги, тогда, может, удастся как-нибудь замять дело.

Я выпила еще стакан пива. Заказала еще две бутылки. Молчала, одурманенная.

— Как-то раз у меня мелькнула мысль, что я могу дать сдачи этим гадам. По крайней мере, тем, что встряну в их шуры-муры. Пусть вытянутся у них рожи, если они рассчитывали сорвать крупный куш. Я стал ездить на ипподром. Заметил, кого они «вытягивают», кого «замораживают» и так далее. На второй неделе я уже загреб четыре тысячи. Тогда я заметил, что один из людей Ощерика следит за мной. Ладно, я стал еще осторожнее. Я играл по-крупному, но носился с одного места на другое, с другого на третье. Опять застукал их. Тогда я стал делать еще более крупные ставки и погорел. Я пошел наверняка, сделал несколько ставок подряд. Они финишировали в обратном порядке. Спустя неделю, когда мне уже надо было отыгрывать свои деньги, я опять сделал несколько ставок подряд — и они опять пришли в обратном порядке. А вчера я сделал ставки то на одну, то на другую лошадь и проиграл последние четыреста форинтов. Вчера они финишировали с третьей лошадью, — гонщик Горбун, я вовсе не принял его в расчет. Ну, вот и все.


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Избранное

Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.


Старомодная история

Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.


Пилат

Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.


Избранное

В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.