Саломи - [26]

Да и куда убежишь?

Всюду князья, всюду алдары — кто знает, какой хуже?

Но и те, кто покорно согласился платить князю втрое против прежнего, скоро поняли, что долго им так не выдержать.

Трижды пытались приказчики и стражники Леуана собрать деньги, но ничего, решительно ничего у них не вышло. Крестьяне еле-еле могли рассчитаться с князем по прежней цене. А сейчас она выросла втрое.

Как же им выполнить подписанный контракт?

Леуан из себя выходил от бессильной злобы.

За какие-нибудь полгода накопилось столько долгов, что их не погасить всем крестьянским добром, вместе взятым.

А Леуану нужно было все больше и больше денег.

А что же ему оставалось делать?

Прибегнуть к неумолимым царским законам!

И суд, разумеется, постановил взыскать недоимку с крестьян-должников с помощью судебного пристава.

Стоял тихий теплый вечер.

Ущербный месяц со своей недосягаемой высоты смотрел на аул Закор, на горы, холмы и ложбины вокруг него.

Крестьяне после тяжелой дневной работы собирались на нихасах, лежали на плоских крышах своих убогих саклей.

— Смотрите! — закричал какой-то паренек. — Сколько всадников к нам скачет.

И действительно, со стороны Ахалгори несколько всадников во весь опор неслись к аулу.

Сельского старшину Лексо это неожиданное сообщение застало на нихасе.

Он не на шутку встревожился.

«Кто бы это мог быть, — подумал Лексо. — Зачем они едут в Закор? Уж не для того ли, чтобы разобраться в моих делишках? О, тогда будет плохо! Врагов у меня в ауле полным-полно, и все взятки и вымогательства мгновенно выйдут наружу».

Подозвал Лексо двух-трех своих закадычных друзей и помчался навстречу всадникам.

То был пристав ахалгорского суда с десятью стражниками.

Они ехали описывать имущество должников Леуана сначала в Закоре, а потом и во всех остальных селениях.

Поняли крестьяне, что пришла к ним большая беда, и смолкли веселые вечерние разговоры.

«Что же будет со мной завтра?» — думалось невольно каждому.

— Па-прра-шу дать помещение и мне и моим людям! — бросил пристав старшине Лексо.

Лексо и ума не приложит, как ему быть.

Ведь во всем селении нет ни одного порядочного дома, сколько-нибудь подходящего для господина судебного пристава!

Весна-то стоит теплая, но ведь все равно даже сносного помещения и в помине нет.

Пришлось пристава и его людей поместить в школе, а копей пустили пастись в школьный сад.

Пристав вызвал к себе Лексо и строго-настрого предупредил:

— Смотри у меня! Чтоб завтра ни одна душа не смела выгонять скотину в поле. Если только кто-нибудь из должников князя попытается укрыть скот, то мне головой ответишь!

Встревожились закорцы.

Чтобы хоть как-нибудь задобрить сурового пристава, зарезали жирного быка, напекли пирогов, купили в складчину вина, добыли, конечно, и араки, и все это отправили в школу.

Вскоре там собрались все местные гражданские и духовные власти: священник, дьякон, старшина и другие.

Только сельский учитель под каким-то предлогом куда-то ушел.

С вечера пристав приказал старшему стражнику, чтобы он спозаранку пригнал весь скот должников прямо во двор школы.

Солнце еще не взошло, а все закорцы уже были на ногах.

Многие так и не ложились.

Высоко над аулом стояла одинокая сакля старика Гарсевана.

Стражники решили начать отсюда.

Навстречу им вышел сам восьмидесятилетний хозяин.

— Много, много лет платим мы князю, — сказал Гарсеван. — Долго он сосет нашу кровь. Если бог — действительно бог, то князь должен знать, где правда, а где неправда. А если молодой князь того не знает, то мы и сами разберемся. Скот не отдадим…

— Не слушайте старого пса, гоните скотину, куда приказано, — крикнул старший стражник, гарцуя на кабардинском коне.

Тогда сын Гарсевана, настоящий богатырь, видя, как издеваются над почтенными сединами старика отца, вырвал из плетня здоровенный кол и пустил его изо всех сил в старшего стражника.

Тот, словно куль, свалился на землю. Другие стражники набросились на смельчака и мигом скрутили его.

С тоской смотрел он на своих односельчан.

Неужели никто не заступится за него?

Нет!

Все, даже его ближайшие друзья и соседи, делали вид, что это их нисколько не касается.

— Меня-то вы одолели, — сказал он тогда рассвирепевшим стражникам. — Убивайте меня, вешайте, но насилие вам все равно не поможет!..

Никто его не слушал.

Солнце еще не вышло из-за гор, а весь скот уже был согнан во двор школы.

Ревели быки, мычали коровы, ржали лошади, блеяли овцы, хрюкали свиньи.

Голодные, они жаловались своим хозяевам на все голоса.

Крестьяне собрались у ограды школы и потихоньку переговаривались между собой.

— Один ненасытный высасывает кровь из целого аула… многих аулов. Разве это справедливо? Разве можно это вытерпеть дальше? — спрашивали они друг друга.

— Пусть тогда бог упадет с небес, — говорили женщины. — Если бог не видит такое неправое дело, так что же он за бог…

Солнце поднялось уже высоко.

Пристав, старшина, чиновник и стражники вышли из школы и присели у забора на валунах.

Немного погодя к ним подошел и священник.

Все они ждали запоздавшего почему-то Леуана.

Уговорились, что он подъедет к девяти часам.

Уже съехались купцы из Душена и Ахалгори, а без князя нельзя было начинать распродажу скота недоимщиков.