Советские читатели уже знакомы с произведениями Жана Лаффита. В СССР вышла его книга «Мы вернемся за подснежниками», а также две части трилогии — «Роз Франс» и «Командир Марсо». Роман «Весенние ласточки» продолжает судьбы героев этих двух книг и завершает трилогию. В «Весенних ласточках» Жан Лаффит показывает людей, самых разных по своему общественному положению и по убеждениям. Перед нами и молодые, только что вступающие в жизнь Жак и Жаклина, служащие большого парижского ресторана, и старый профессор Ренгэ, и коммунисты супруги Фурнье, и депутат парламента, богатый аристократ Вильнуар, и многие другие.
Перед читателем раскрывается широкая картина современной жизни Франции. В романе хорошо передана политическая атмосфера, сложившаяся в связи с угрозой новой войны. Идея борьбы за мир с каждым днем охватывает все больше людей. И мы видим, как герои Лаффита, простые, скромные люди, никогда не интересовавшиеся политикой, становятся активными борцами, превращаясь в реальную политическую силу, способную предотвратить войну.
Роман «Весенние ласточки» проникнут глубокой верой в народ, в его огромные возможности, в его непреклонную волю отстоять жизнь и мир на земле.
Метрдотель бросил негодующий взгляд на отлучившуюся было гардеробщицу и с видом мажордома пошел навстречу посетителям.
— Добрый вечер, мадам. Добрый вечер, господин депутат. Вы сядете за ваш столик?
Анри Вильнуар снял плащ, подождал, пока его спутница, очаровательная молодая женщина с золотистыми локонами, займет место, и сел рядом с нею. На столике красовался букетик желтых тюльпанов. Протянув депутату и его спутнице карточки, метрдотель достал блокнотик…
Они пришли раньше обычного, и в ресторане, кроме них, никого еще не было.
— Разрешите вам предложить закуску по-неаполитански и утку с апельсинами?
— Мне что-то не хочется есть.
Она с любопытством наблюдала через окно за вечерней сутолокой: на бульваре скопились машины, образовалась пробка, велосипедист с пачкой газет ловко пробирался среди автомобилей, густая толпа мчалась к набитому автобусу, по тротуару спешили пешеходы…
— Мне дайте суп сен-жермэн, — заказал Вильнуар.
— Мне тоже, — сказала блондинка.
— А на второе что прикажете?
— Ты выбрала, дорогая?
Она рассеянно пробежала глазами меню.
— Я колеблюсь между омаром термидор и тюрбо по-императорски.
— Ну, тогда мы еще подумаем.
— Как вам будет угодно, — и метрдотель вырвал листик из блокнота, передал его своему заместителю, тот отдал заказ официанту, который отнес его на кухню.
— Эй, вы, кашевары! Две порции сен-жермэна.
В огромной кухне никто не откликнулся на его призыв.
Перпендикулярно длинному оцинкованному столу, который тянется вдоль коридора, выстроились в ряд три огромные плиты, заставленные котлами. Они напоминают паровозы под парами, ожидающие в полутемном депо сигнала отправления. К каждой плите с потолка спускаются вытяжные трубы; под ними на крюках, вбитых в деревянную раму, развешена кухонная посуда, в которой отражается пламя плит. Вся эта утварь начищена до блеска, как пуговицы у солдата перед смотром, и размещена в строгом порядке по категориям, по форме, по емкости. На первом плане красуются сотейники и кастрюли из красной меди. Некоторые из них так велики, что их можно поднять только двумя руками, а когда они наполнены — то вдвоем. Под каждой из трех вытяжных труб на уровне человеческого роста подвешена длинная железная решетка, на нее опрокинуты сверкающие гусятницы, миски, формы. Но вся эта медная, начищенная утварь — лишь часть боевого снаряжения, так сказать, парадная часть. Остальная посуда, столь же многочисленная, скрыта от человеческого взора. Всякие сковороды, жестяные, чугунные и глиняные предметы спрятаны под тяжелыми деревянными столами, которые стоят вдоль плит: стол для приготовления соусов, стол рыбных блюд, стол сладких блюд, стол жаркого (добрая половина этого стола занята противнями, решетками для поджаривания мяса, вертелами). Каждый стол — это станок, на котором обрабатывается сырье: каждая плита — машина. Через несколько минут шеф-повара, их заместители и поварята займут свои рабочие места.
А пока что за пятнадцатиметровой стойкой с паровыми шкафами, облицованной блестящими плитками, одиноко стоит официант во фраке и безукоризненно белой манишке. Он ведет себя, как церемониймейстер.
— Повторяю еще раз: две порции сен-жермэна, слышите?
Наконец в кухне появляется повар. Он по-своему элегантен: на нем синие в клетку брюки, белая куртка, накрахмаленный колпак, напоминающий епископскую митру, на шее щегольски завязанная салфетка. Это повар-супник. Он не спеша подходит к двухметровому щиту, висящему над стойкой, и говорит:
— Ты чего орешь? Еще рано.
— Без трех семь, посмотри на часы.
— А я тебе подам ровно в семь.
— Это для депутата Вильнуара и его крошки.
— Ничего, подождут.
В глубине кухни из трех автоклавов величиной с хорошую бочку выбиваются струи пара.
Главный кухмистер Клюзо, или, как здесь его называют, «шишка», сидя в застекленном кабинете, освещенном неоновым светом, ест филе россини, перед ним стоит бутылка шамбертена. Ему достаточно поднять глаза, чтобы окинуть взором все свое обширное хозяйство, занимающее огромный подвал в тысячу квадратных метров. Через несколько минут он, как капитан в рубке, даст курс своему кораблю — кухне, которая находится еще в дремотном состоянии, но готова в любую минуту дать бой; кондитерской, уставленной мраморными столиками и многоэтажными печами; фруктовой с ее холодильными шкафами; кофейному цеху, снабженному гигантскими фильтрами; отделению, где хранятся сверкающие подносы и приборы; цеху мороженого с мороженицами и льдосоляными баками; буфетной, где стоит вся фарфоровая посуда и две машины для мытья тарелок; мойке с ее громадными медными тазами и, наконец, заготовочному цеху.