Саломея. Образ роковой женщины, которой не было - [13]
Глава 3
Прекрасная Саломея в живописи и скульптуре Возрождения
Позднее Средневековье и Раннее Возрождение поражают творческой изобретательностью художников, равно как и разработкой новых, все более натуралистичных форм художественного выражения. Хотя изображения истории Иоанна Крестителя и связанного с ней танца Саломеи являются лишь одним из множества примеров творческих исканий, интересно все же проследить, как разные художники экспериментировали и раскрывали себя в изображении страстей Иоанна. Более того, появление этого сюжета в разных видах изобразительного искусства – таких как рисунок, мозаика, скульптура – позволяет сравнить их между собой.
Три особенно ярких примера дошли до нас из эпохи Возрождения. Два – из региона центральной Италии, из Тосканы: «Пир Ирода» Донателло (ок. 1425), что в Сиенском баптистерии, и фреска «Пир Ирода» Филиппо Липпи из его цикла 1452–1465 годов «Жизнь святого Иоанна Крестителя», что в Каппелле-Маджоре собора Святого Стефана в Прато. Третий пример – из Северной Европы: «Алтарь Иоанна Крестителя» Рогира ван дер Вейдена, датируемый примерно 1455–1460 годами. Все три произведения вносят вклад в многообразие трактовок мифа о Саломее и укладываются в три темы изображения Иоанновых страстей.
Хотя и оригинальные по стилю и интерпретации, названные картины и скульптурный ансамбль не избежали влияния более ранних произведений. Два таких заметных прецедента относятся к Флоренции, святым заступником которой почитается Иоанн Креститель. Речь идет, во-первых, о фресках Джотто в часовне Перуцци при церкви Санта-Кроче с изображением жизни и мученичества покровителя города (ил. 7) и, во-вторых, о бронзовых дверях городского баптистерия работы Андреа Пизано (ил. 10, с. 66). Джотто и Пизано следуют традиции изображения мучений Иоанна в окружении других персонажей и в хронологическом соответствии сюжету повествования, при этом их произведения наделены психологической тонкостью и эмоциональной живостью, чего нет в творениях их предшественников. Джотто заимствует кое-какие моменты потолочной мозаики Флорентийского баптистерия (ил. 8, 9), но свойственное ему построение пространства, а также психологические и театральные компоненты изображения полностью оригинальны. Несомненно, что эти новации послужат исходным материалом для воплощения сюжета о Саломее в более поздних произведениях, например в работах Донателло, Филиппо Липпи и ван дер Вейдена. В случае с Андреа Пизано – ранним последователем Джотто и первым художником, о котором известно, что он создал образы Крестителя и Саломеи в бронзе, – эмоциональный элемент на удивление реален, что, несомненно, повлияло на рельеф Донателло и фреску Липпи.
Ил. 7. Джотто. «Пир Ирода и преподнесение головы Иоанна Крестителя». 1320 г.
Ил. 8. «Танец Саломеи». Мозаика. Флорентийский баптистерий. XIII в.
Джотто в капелле Перуцци
Как уже сказано выше, Иоанн Креститель – святой покровитель Флоренции, где сформировалась определенная традиция изображения жизни и мученичества этого святого. Джотто, один из важнейших художников Раннего Возрождения, написал историю Иоанна Крестителя в часовне Перуцци францисканской церкви Санта-Кроче (Флоренция) (ил. 7).
В церкви Санта-Кроче Джотто отвечал за четыре часовни и четыре полиптиха. Среди них наиболее важны часовня Барди, где он изобразил жизнь святого Франциска, и часовня Перуцци, где он написал по две сцены из жизни Иоанна Крестителя и Иоанна Богослова. На левой стене часовни Перуцци размещены сцены с Иоанном Крестителем, а правая стена посвящена легенде об Иоанне Богослове. Фрески с Крестителем – сверху вниз – изображают «Благовестие Захарии», «Рождение и наречение имени св. Иоанна Крестителя», а также события, относящиеся к его страстям, включая «Обезглавливание», «Пир Ирода» и «Преподнесение головы Иоанна Крестителя» (ил. 7). В нижней фреске Джотто изображает два разных события в одной плоскости – композиционный прием, для него нехарактерный.
Ил. 9. «Муки Иоанна Крестителя». Мозаика, фрагмент. Флорентийский баптистерий. XIII в.
Одна из причин, по которой Джотто прибегает к нему, могла быть связана с художественными экспериментами и переходом к «изображению пространственно более сложной композиции»[55]. Действительно, когда Джотто писал фрески в часовне Перуцци, его очень занимали отношения фигур в пространстве, «что уже было проблемой перспективы, тесно связанной с проблемой пространственно-световых отношений, или, другими словами, распределения светотени»[56]. Таким образом, Джотто выполняет традиционный сюжет в новаторской, композиционно сложной манере. Слева, внизу фрески, изображена тюремная башня, где находится обезглавленное тело Иоанна Крестителя; в середине – прямоугольный зал, в котором идет пир Ирода; справа от него – сводчатая комната, где происходит «Преподнесение головы Иоанна Крестителя». В «Пире» Саломея, стоящая справа от стола, как бы прервала свой танец, чтобы посмотреть на голову Иоанна, которая, по-видимому, только что была предъявлена Ироду и его гостям, и они лишь теперь узрели и осознали последствия действий Саломеи. В «Преподнесении» Саломея показывает голову Иоанна Иродиаде. Чтобы связать между собой две описанные выше сцены и подчеркнуть роль Саломеи в этой истории, Джотто делает так, что подол платья Саломеи в «Пире» касается ее же платья в «Преподнесении». Кроме того, чтобы показать, что Саломея и ее мать действуют заодно и вина на них общая, Джотто в «Преподнесении» пишет их держащими – каждая обеими руками – блюдо с головой Крестителя с двух сторон. Этот прием заимствован художником у мозаик Флорентийского баптистерия
Отношения двух начал, этнографических и бытовых, входивших в состав Великого княжества Литовского, попытки к их взаимному сближению и взаимное их воздействие друг на друга составляют главный интерес истории Великого княжества Литовского в указанный период времени. Воспроизведение условий, при которых слагалась в это время общественная жизнь Великого княжества Литовского, насколько это возможно при неполноте и разрозненности дошедших до нас источников, и составит предмет настоящего исследования.
Книга известного советского археолога В. А. Ранова продолжает тему, начатую Г. Н. Матюшиным в книге «Три миллиона лет до нашей эры» (М., Просвещение, 1986). Автор рассказывает о становлении первобытного человека и развитии его орудий труда, освещает новейшие открытия археологов. Выдвигаются гипотезы о путях расселения человека по нашей планете, описываются раскопки самых древних стоянок на территории СССР. Книга предназначена для учащихся, интересующихся археологией и историей.
Книга рассказывает о крупнейших крестьянских восстаниях второй половины XIV в. в Китае, которые привели к изгнанию чужеземных завоевателей и утверждению на престоле китайской династии Мин. Автор характеризует политическую обстановку в Китае в 50–60-х годах XIV в., выясняет причины восстаний, анализирует их движущие силы и описывает их ход, убедительно показывает феодальное перерождение руководящей группировки Чжу Юань-чжана.
Александр Андреевич Расплетин (1908–1967) — выдающийся ученый в области радиотехники и электротехники, генеральный конструктор радиоэлектронных систем зенитного управляемого ракетного оружия, академик, Герой Социалистического Труда. Главное дело его жизни — создание непроницаемой системы защиты Москвы от средств воздушного нападения — носителей атомного оружия. Его последующие разработки позволили создать эффективную систему противовоздушной обороны страны и обеспечить ее национальную безопасность. О его таланте и глубоких знаниях, крупномасштабном мышлении и внимании к мельчайшим деталям, исключительной целеустремленности и полной самоотдаче, умении руководить и принимать решения, сплачивать большие коллективы для реализации важнейших научных задач рассказывают авторы, основываясь на редких архивных материалах.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.