Саломея. Образ роковой женщины, которой не было - [11]
Эти три женских образа были весьма популярны в раннехристианских литературе и искусстве, но особенно востребована была иконография образа Саломеи/Иродиады, которая попадает в категорию порочных и губительных отпрысков Евы. Смерть Иоанна Крестителя и сопровождающая ее легенда о причастности к ней Саломеи были очень подходящими примерами для моральных поучений, в особенности посредством искусства. За несколько столетий эта история получила множество творческих воплощений. Среди множества интерпретаций три темы, иллюстрирующие порочную природу Саломеи и Иродиады, стали главенствовать в религиозной иконографии этого сюжета. Ниже приводится их описание.
A.Первая тема – пир у Ирода как фон для танца Саломеи. Эта репрезентация имеет множество вариаций. Иногда появляются музыканты, играющие на пиршестве во время исполнения Саломеей ее фатального танца. Порой Саломея во время танца держит над головой блюдо с отрубленной головой Крестителя, тем самым соединяя два момента этой истории (ил. 3). В средневековом искусстве Саломея, исполняющая акробатический танец, изображена вниз головой. Бывает и так, что сцена пиршества совмещена со сценой казни.
Самое раннее из известных изображений пиршества Ирода и обезглавливания Иоанна Крестителя – это относящаяся к VI веку миниатюра из Евангелия св. Матфея в Синопском кодексе (fol. 10v)[45]. Там (ил. 1) Саломея не танцует, хотя и участвует в застолье Ирода. Впервые мы видим изображение пляшущей Саломеи в Шартрском евангелиарии (fol. 146v)[46], написанном через триста лет, в первой половине IX века (ил. 2)[47].
После 1000 года образы Саломеи, исполняющей танец, только множатся: их можно обнаружить на окнах, тимпанах и капителях церковных колонн. В XII веке изображения Саломеи-плясуньи напоминают фигуры древнегреческих вакханок во время обряда: она танцует всем телом под аккомпанемент тамбуринов или бубенцов.
В XIII веке танец становится уже акробатическим. На капителях, оставшихся от капитула аббатства Сен-Жорж-де-Бошервиль и хранящихся в Археологическом музее Руана, Саломея изображена стоящей на руках и танцующей вниз головой. Тот же танец можно увидеть на дверях храмов Сан-Дзено в Вероне, Сен-Лазар в Бургундии и Сан-Кугат-дель-Вальес в Каталонии; на дверях Руанского собора; на окнах часовни Святого Иоанна при Клермон-Ферранском соборе[48]. Руанское изображение, несомненно, послужило источником вдохновения для Флобера при написании новеллы «Иродиада». Даниель Деванк в статье «Бесславная попрыгунья» описывает изображенный в XIII веке акробатический танец Саломеи как «поднятый до уровня жонглеров и трубадуров, останавливавшихся при дворах средневековых феодалов»[49] и пользовавшихся в те времена большой популярностью. Церковь считала этих исполнителей нечестивцами и боролась с ними. Изображение порочной Саломеи, танцующей на руках, подобно акробату, было способом представить в негативном свете любой род развлечений, связанный с танцами или цирком.
Ил. 1. «Пир Ирода и обезглавливание Иоанна Крестителя» из Синопского кодекса
Ил. 2. «Танцующая Саломея» из Шартрского евангелиария. 1-я пол. IX в.
Ил. 3. «Танцующая Саломея», собор Святого Марка. XIV в.
В XIV веке танец Саломеи изображается не столь «акробатичным», но зато становится еще более вызывающим и соблазнительным. Например, образ танцующей Саломеи как опасной искусительницы можно найти на мозаиках баптистерия собора Святого Марка в Венеции (ил. 3). Здесь она танцует, держа над головой блюдо с отрубленной головой Иоанна Крестителя.
Черпать вдохновение в танце Саломеи продолжили художники Раннего, Высокого и Позднего Возрождения, а также мастера XVII и XVIII веков. В Раннем Возрождении Саломею изображают такие новаторы, как Джотто, Донателло и Андреа дель Сарто. Она танцует и в «Пире Ирода» Филиппо Липпи – эта фреска находится в соборе Прато. Впрочем, для названных художников эта пляшущая девушка, кажется, уже не имеет ничего общего с порочной соблазнительницей прошлых веков. Вдохновленные возрождением классицизма, художники Ренессанса изображали Саломею как прекрасную танцующую нимфу, символ женской красоты.
B.Вторая тема: страсти Иоанна Крестителя в изобразительном искусстве – обезглавливание Иоанна Крестителя. Здесь мы также встречаемся со множеством вариаций. Зачастую способ казни пророка явлен посредством изображения палача, преподносящего Саломее голову Крестителя. Наиболее раннее из известных воспроизведений этой сцены встречается в относящемся к VI веку Синопском кодексе (fol. 10v), упомянутом выше в качестве древнейшего источника образа Саломеи. На этом изображении (ил. 1) Ирод и Иродиада охвачены ужасом при виде «трофея» Саломеи. Подобная трактовка сюжета встречается и в более поздних образцах – например, на капителях колонн кафедрального собора Сент-Этьен, хранящихся в Музее августинцев, или на картине Джованни ди Паоло «Голову Иоанна Предтечи приносят Ироду», сегодня находящейся в Чикагском институте искусств.
Первое из известных изображений собственно обезглавливания содержится в относящемся к IX веку Шартрском евангелиарии (ил. 2
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.