Саломея. Образ роковой женщины, которой не было - [12]
). В нем усекновение головы происходит в отсутствие Саломеи. Эта же сцена, тоже без Саломеи, была написана Джованни ди Паоло.
Ил. 4. Неизвестный художник. «Обезглавливание Иоанна Крестителя». Середина XV в.
Ил. 5. Неизвестный художник. «Обезглавливание Иоанна Крестителя». Ок. 1520–1525 гг.
Ил. 6. Андреа Соларио. «Саломея с головой Иоанна Крестителя». XVI в.
На панели из английского алебастра, относящейся к концу XIV века и хранящейся в музее Манде (Пюи-де-Дом), палач вручает Саломее блюдо с головой Иоанна сразу после казни. Этот сюжет не оставил равнодушными таких художников, как Рогир ван дер Вейден, Ганс Мемлинг, Андреа дель Сарто, Бернардино Луини и др. (ил. 6).
В сценах казни Иоанн Креститель часто изображается на тюремном дворе стоящим на коленях перед палачом, который держит в руках меч. Часто руки Иоанна связаны за спиной, иногда он изображен с завязанными глазами. Иногда за казнью наблюдают Ирод и Иродиада.
Изображения, на которых палач преподносит Саломее блюдо с головой святого, с течением веков постепенно обретают новые коннотации. В XV веке Рогир ван дер Вейден вносит первое важное изменение: Саломея и палач отворачиваются от головы на блюде. Барбара Г. Лэйн, специалист по творчеству ван дер Вейдена, считает, что этот жест символизирует их грешную природу, поскольку созерцание головы Иоанна – возможная отсылка к просфоре на дискосе[50]. Другие ученые полагают, что тот факт, что Саломея отворачивается от ужасного зрелища, свидетельствует о ее неспособности или нежелании видеть уродство смерти и гнусность своего преступления[51].
Художников Возрождения Саломея интересовала больше, чем Иоанн; они писали ее поясные портреты, соблюдая классические пропорции идеальной женской красоты. Постепенно эти портреты утратили всякое религиозное измерение, хотя Саломея на них по-прежнему изображалась держащей блюдо с отсеченной головой Крестителя. Катрин Камбулив пишет:
Грандиозная новация <…> – завоевание Саломеей независимости на поясных портретах <…> дочь Иродиады обретает черты юной невинной красавицы. <…> Саломея <…> становится красавицей, позволяющей художникам испытать свое мастерство[52].
Схожую мысль высказывает Мирей Доттин-Орсини:
Этот сюжет дает интересный живописный контраст между юностью и смертью, красотой и ужасом. Изображенная как Мадонна во славе, она держит блюдо с покровительственной грацией Марии, держащей младенца Иисуса. <…> Красота Саломеи заставляет нас забыть о святости Иоанна[53].
XVI век, таким образом, наделяет Саломею новой чертой, внося контраст между ее невинной красотой и жестокостью совершенного ею поступка. Эта черта достигнет максимального выражения в искусстве XIX века, где Саломея превратится в femme fatale.
Меняется и образ палача. В самых ранних произведениях он изображается в полный рост. Со временем его облик становится все более отталкивающим. Показательный пример – палач Рогира ван дер Вейдена, написанный так, что лицом он похож на современные художнику изображения Иуды. Другая интересная перемена, связанная с палачом, – почти полное его исчезновение из пространства картины. В конце концов единственным указанием на присутствие палача остается его рука, подающая голову Иоанна Саломее, которая держит блюдо и с отвращением отворачивается. Яркий пример в этом роде – картина Бернардино Луини, выставленная в Лувре. На ней мы видим лишь руку палача как напоминание о его присутствии и участии в казни святого.
C.Третья тема в страстях Иоанна Крестителя – Саломея, показывающая голову Иоанна Крестителя Ироду и Иродиаде. В этой сцене Саломея часто показана вручающей блюдо с головой Иоанна Крестителя либо Ироду и Иродиаде в пиршественном зале, либо только матери, без посторонних глаз. Принимая блюдо, Ирод и Иродиада зачастую, хотя и не всегда, изображаются закрывающими от ужаса глаза.
Самые ранние сцены вручения наедине можно увидеть на мозаиках Флорентийского баптистерия[54] и на его южных воротах. Та же образность присутствует на картине Джотто на эту тему (1320) (ил. 7, с. 60) и в сценах вручения, созданных после этого художника, например у Лоренцо Монако или Филиппо Липпи (1464). Иногда Саломея изображается преклонившей колено перед Иродиадой в момент вручения блюда с головой, как это можно видеть на южных воротах баптистерия.
В некоторых случаях Иродиада пронзает голову или язык Иоанна Крестителя ножом или шпилькой для волос, что в прошлые времена ассоциировалось с принесением в жертву агнца. Один из примеров – произведение ван дер Вейдена. Разновидность этой третьей темы – собственно голова на блюде – была популярна в конце Средних веков. В своих истоках интерпретация головы на блюде отсылала к ассоциации с просфорой на дискосе – это отмечают Лэйн и де Вос, обсуждая символику «Алтаря Иоанна Крестителя» ван дер Вейдена.
Итак, как мы видели, история cтрастей Иоанна Крестителя была популярной частью религиозной иконографии. Как и следовало бы ожидать, со временем способ изображения Саломеи эволюционировал. Сначала ее танец и сам ее образ были поставлены на службу церкви и ее взгляду на роль женщины в обществе, но постепенно она превратилась в воплощение новой концепции женской красоты, что соответствовало мировоззрению возрожденного классицизма позднего Средневековья и Ренессанса. Появившись как часть истории Иоанна, она постепенно стала почти «независимой» женщиной, изображаемой исключительно ради приписываемой ей красоты. Если в самом начале ее образ сводился к подчеркиванию страданий Иоанна и указанию на ее порочно-женское участие в казни святого, то со временем они поменялись ролями; изображения головы Иоанна как будто существовали лишь для того, чтобы оттенить уродство смерти красотой жизни, воплощенной в Саломее и Саломеей.
Отношения двух начал, этнографических и бытовых, входивших в состав Великого княжества Литовского, попытки к их взаимному сближению и взаимное их воздействие друг на друга составляют главный интерес истории Великого княжества Литовского в указанный период времени. Воспроизведение условий, при которых слагалась в это время общественная жизнь Великого княжества Литовского, насколько это возможно при неполноте и разрозненности дошедших до нас источников, и составит предмет настоящего исследования.
Книга известного советского археолога В. А. Ранова продолжает тему, начатую Г. Н. Матюшиным в книге «Три миллиона лет до нашей эры» (М., Просвещение, 1986). Автор рассказывает о становлении первобытного человека и развитии его орудий труда, освещает новейшие открытия археологов. Выдвигаются гипотезы о путях расселения человека по нашей планете, описываются раскопки самых древних стоянок на территории СССР. Книга предназначена для учащихся, интересующихся археологией и историей.
Книга рассказывает о крупнейших крестьянских восстаниях второй половины XIV в. в Китае, которые привели к изгнанию чужеземных завоевателей и утверждению на престоле китайской династии Мин. Автор характеризует политическую обстановку в Китае в 50–60-х годах XIV в., выясняет причины восстаний, анализирует их движущие силы и описывает их ход, убедительно показывает феодальное перерождение руководящей группировки Чжу Юань-чжана.
Александр Андреевич Расплетин (1908–1967) — выдающийся ученый в области радиотехники и электротехники, генеральный конструктор радиоэлектронных систем зенитного управляемого ракетного оружия, академик, Герой Социалистического Труда. Главное дело его жизни — создание непроницаемой системы защиты Москвы от средств воздушного нападения — носителей атомного оружия. Его последующие разработки позволили создать эффективную систему противовоздушной обороны страны и обеспечить ее национальную безопасность. О его таланте и глубоких знаниях, крупномасштабном мышлении и внимании к мельчайшим деталям, исключительной целеустремленности и полной самоотдаче, умении руководить и принимать решения, сплачивать большие коллективы для реализации важнейших научных задач рассказывают авторы, основываясь на редких архивных материалах.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.