Саломея. Образ роковой женщины, которой не было - [12]
). В нем усекновение головы происходит в отсутствие Саломеи. Эта же сцена, тоже без Саломеи, была написана Джованни ди Паоло.
Ил. 4. Неизвестный художник. «Обезглавливание Иоанна Крестителя». Середина XV в.
Ил. 5. Неизвестный художник. «Обезглавливание Иоанна Крестителя». Ок. 1520–1525 гг.
Ил. 6. Андреа Соларио. «Саломея с головой Иоанна Крестителя». XVI в.
На панели из английского алебастра, относящейся к концу XIV века и хранящейся в музее Манде (Пюи-де-Дом), палач вручает Саломее блюдо с головой Иоанна сразу после казни. Этот сюжет не оставил равнодушными таких художников, как Рогир ван дер Вейден, Ганс Мемлинг, Андреа дель Сарто, Бернардино Луини и др. (ил. 6).
В сценах казни Иоанн Креститель часто изображается на тюремном дворе стоящим на коленях перед палачом, который держит в руках меч. Часто руки Иоанна связаны за спиной, иногда он изображен с завязанными глазами. Иногда за казнью наблюдают Ирод и Иродиада.
Изображения, на которых палач преподносит Саломее блюдо с головой святого, с течением веков постепенно обретают новые коннотации. В XV веке Рогир ван дер Вейден вносит первое важное изменение: Саломея и палач отворачиваются от головы на блюде. Барбара Г. Лэйн, специалист по творчеству ван дер Вейдена, считает, что этот жест символизирует их грешную природу, поскольку созерцание головы Иоанна – возможная отсылка к просфоре на дискосе[50]. Другие ученые полагают, что тот факт, что Саломея отворачивается от ужасного зрелища, свидетельствует о ее неспособности или нежелании видеть уродство смерти и гнусность своего преступления[51].
Художников Возрождения Саломея интересовала больше, чем Иоанн; они писали ее поясные портреты, соблюдая классические пропорции идеальной женской красоты. Постепенно эти портреты утратили всякое религиозное измерение, хотя Саломея на них по-прежнему изображалась держащей блюдо с отсеченной головой Крестителя. Катрин Камбулив пишет:
Грандиозная новация <…> – завоевание Саломеей независимости на поясных портретах <…> дочь Иродиады обретает черты юной невинной красавицы. <…> Саломея <…> становится красавицей, позволяющей художникам испытать свое мастерство[52].
Схожую мысль высказывает Мирей Доттин-Орсини:
Этот сюжет дает интересный живописный контраст между юностью и смертью, красотой и ужасом. Изображенная как Мадонна во славе, она держит блюдо с покровительственной грацией Марии, держащей младенца Иисуса. <…> Красота Саломеи заставляет нас забыть о святости Иоанна[53].
XVI век, таким образом, наделяет Саломею новой чертой, внося контраст между ее невинной красотой и жестокостью совершенного ею поступка. Эта черта достигнет максимального выражения в искусстве XIX века, где Саломея превратится в femme fatale.
Меняется и образ палача. В самых ранних произведениях он изображается в полный рост. Со временем его облик становится все более отталкивающим. Показательный пример – палач Рогира ван дер Вейдена, написанный так, что лицом он похож на современные художнику изображения Иуды. Другая интересная перемена, связанная с палачом, – почти полное его исчезновение из пространства картины. В конце концов единственным указанием на присутствие палача остается его рука, подающая голову Иоанна Саломее, которая держит блюдо и с отвращением отворачивается. Яркий пример в этом роде – картина Бернардино Луини, выставленная в Лувре. На ней мы видим лишь руку палача как напоминание о его присутствии и участии в казни святого.
C.Третья тема в страстях Иоанна Крестителя – Саломея, показывающая голову Иоанна Крестителя Ироду и Иродиаде. В этой сцене Саломея часто показана вручающей блюдо с головой Иоанна Крестителя либо Ироду и Иродиаде в пиршественном зале, либо только матери, без посторонних глаз. Принимая блюдо, Ирод и Иродиада зачастую, хотя и не всегда, изображаются закрывающими от ужаса глаза.
Самые ранние сцены вручения наедине можно увидеть на мозаиках Флорентийского баптистерия[54] и на его южных воротах. Та же образность присутствует на картине Джотто на эту тему (1320) (ил. 7, с. 60) и в сценах вручения, созданных после этого художника, например у Лоренцо Монако или Филиппо Липпи (1464). Иногда Саломея изображается преклонившей колено перед Иродиадой в момент вручения блюда с головой, как это можно видеть на южных воротах баптистерия.
В некоторых случаях Иродиада пронзает голову или язык Иоанна Крестителя ножом или шпилькой для волос, что в прошлые времена ассоциировалось с принесением в жертву агнца. Один из примеров – произведение ван дер Вейдена. Разновидность этой третьей темы – собственно голова на блюде – была популярна в конце Средних веков. В своих истоках интерпретация головы на блюде отсылала к ассоциации с просфорой на дискосе – это отмечают Лэйн и де Вос, обсуждая символику «Алтаря Иоанна Крестителя» ван дер Вейдена.
Итак, как мы видели, история cтрастей Иоанна Крестителя была популярной частью религиозной иконографии. Как и следовало бы ожидать, со временем способ изображения Саломеи эволюционировал. Сначала ее танец и сам ее образ были поставлены на службу церкви и ее взгляду на роль женщины в обществе, но постепенно она превратилась в воплощение новой концепции женской красоты, что соответствовало мировоззрению возрожденного классицизма позднего Средневековья и Ренессанса. Появившись как часть истории Иоанна, она постепенно стала почти «независимой» женщиной, изображаемой исключительно ради приписываемой ей красоты. Если в самом начале ее образ сводился к подчеркиванию страданий Иоанна и указанию на ее порочно-женское участие в казни святого, то со временем они поменялись ролями; изображения головы Иоанна как будто существовали лишь для того, чтобы оттенить уродство смерти красотой жизни, воплощенной в Саломее и Саломеей.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.