Сакральный эрос Третьего Завета - [29]

На рассвете, когда буря утихла в стальной синеве первых утренних часов, я вышла на террасу, чтобы снова найти там того, кому отныне будет принадлежать моё сердце. Горы были точно такими же, их величественные линии были столь же суровы и строги, как и ранее, снег на них всё ещё спал, едва тронутый голубизной отражения неба, но в холодном дыхании лесов и хрустальных звуках горных потоков Кавказ, мой Кавказ, не был прежним. Ах! Да! Повелитель Прошлого был там. «Земли, мои земли затоплены!» — этот крик был слышен везде, и ничто не могло заглушить его.

В тот миг в моём теле родилось яростное желание — я бы вскрыла своё чрево, если бы моя кровь, пролившись на снег, смогла растопить лёд и возродить пастбища того, кто рыдал. Но моя кровь была бы лишь каплей в этом океане льда; и что та капля могла сделать против столь великого несчастья!

Вдруг появилось Солнце. Всё ещё красное от слишком долгого сна, оно не слепило глаза своим сиянием. Его улыбающийся лик виднелся меж двух пиков, и казалось, что сами скалы трепетали от радости.

«О, солнце!» — сказала я, убеждённая в человеческом сознании звезды, — «не растопишь ли ты этот лёд, чтобы вернуть исчезнувшие богатства?»

И я отчётливо услышала ответ: «Ты была его рабыней, но я освободил тебя. Чтобы вновь надеть на тебя наручники-лишь для этого нужны ему его владения. Но он не получит их. Я хочу, чтобы ты была свободна, женщина — ты и твои дети.»

«Кто он?» — спросила я, и руки мои сделались холодными.

«Его имя забыто, и сам тот язык, что содержал его, не будет вновь открыт — ибо я изменил горла смертных, чтобы ни один слог из этого проклятого слова не проник в человеческий мозг и не нарушил хода вещей… горе тебе, Ксенофонта, если ты свяжешь себя с этим покойником!»

Слова солнца прервал скрипучий крик хищной птицы, и я услышала странный звук падения в долине, где отныне сиял яркий свет. Солнце из красного стало почти белым, и мои глаза более не могли выдержать его ослепительного блеска.

Хищная птица описывала широкие спирали над домом моих родителей. И странно было то, что она не пугала меня. Я чувствовала защиту внутри себя, силу, источник которой был мне неведом. И в конечном итоге после нескольких молчаливых кругов птица передумала и улетела.

Роса на террасе была прохладной, и я почувствовала дрожь в ногах. Я невольно преклонила колени, и мои ладони сложились вместе для молитвы. Но мои губы не произносили обычных слов. Сказано ими было примерно следующее:

Господь! Сила! Жизнь!

В этот утренний час

Услышь меня!

Мои розы молятся вместе со мной

И моя кровь оживляет мою молитву.

Вытри ледяные слёзы

И потуши огонь.

Прикажи ранам затянуться

И вели радости быть для каждого.

Господи, прости, ибо всё тело моё прощает.

Помилуй, о, вечная Сила,

Его, страдающего и плачущего беспрестанно.

Не проклинай то, что трепещет от страха,

Прими в свою великую радость

Тень Прошлого, тень Перворожденного.

Обрати злое к добру

И обрати порок к добродетели.

Распространи везде свою непостижимую мудрость

И прости, о Сила, то, что прощаю я.

Ибо ты есть жизнь, порядок и песнь радости.

Ибо ты есть река, воды которой уносят с собой всё.

Будь милостива, дружная Троица!

Прости, прости, прости!

Я распласталась на плитах террасы, когда последнее слово этой молитвы закрыло мой рот. И он всё ещё пылал от долгого поцелуя.

Глава 2. Рождение любви

Жизнь Человека состоит не только из конкретных фактов и событий, доступных обыкновенному наблюдению. Зачастую истинный опыт лежит где-то ещё, за пределами физического плана, но мы запрещаем себе принять эту реальность. И разумеется, таким образом мы чудовищно обедняем себя, лишаем себя самого необходимого: способности общаться с великими силами, распространёнными в природе. Мы ограничиваем наше знание тем, что может контролироваться наукой мозга, замедляя так ритм нашей жизни. Поэтому мы и стареем — мы загрязняем канал, соединяющий нас с нашим корнем и с единственным средством, при помощи которого нам позволено участвовать в вечной молодости вселенной. Мы подобны листу, отрывающемуся от древа жизни. «Он увядает и желтеет — и ветер уносит его прочь»[45].

Адам сорвал плод с Дерева, зная, где право и где лево, где высоко и где низко, где длинно, а где коротко; но этим же действием он породил принцип неподвижности, Смерть, распространившуюся по земле с тех пор. И дабы не слышать больше голоса женской впадины, он запечатал её, прикрыв её первой одеждой. Он сказал Еве: «Скрой же себя от меня, ибо ты есть искушение»[46].

Женщина сохранила молчание и забыла истину, но у последовавших за ней поколений сохранялась вера в её победу…

…Лёжа в прострации на плитах террасы моих предков, перед величественным Казбеком, я чувствовала, как во мне новым светом зажигалась эта вера. Пылкий поцелуй Тени утвердил меня в ней.

Не без усилий я поднялась с камней, уже горячих от солнца, следовавшего по своей восходящей кривой с обычной быстротой, и спросила сама себя — хочу ли я вернуться к своей семье, или же спуститься в сад, чтобы успокоить свои чувства. Но столь велико было моё беспокойство, что выбрать одну из этих двух возможностей было тяжело.