Сакральные древности Крыма. Мифы, легенды, символы, имена и их отражение в искусстве - [65]

Сравнительно недавно в крепости Фуна близ Алушты была найдена еще одна плита 1459 года с греческой надписью, монограммами и интересующим нас гербом с двуглавым орлом, принадлежавшая последнему князю Феодоро — Александру. На плите помещены монограммы владетелей княжества — предположительно, слева направо идет монограмма князя Алексея, в центре — правящего князя Олубея, в конце — монограмма Александра как владетеля крепости и наследника Феодоро. Особый интерес представляют два геральдически оформленных щита по краям плиты — справа изображен уже хорошо известный нам двуглавый орел в его мангупской версии — с соединяющей две главы орла сердцевидной фигурой, а слева, в начале, — крест в круге с надписями в четырех отделениях IС ХС и NI КА (побеждай). Этот знак отсутствовал в геральдике Алексея старшего; вместе с тем в поздней Византии он чаще употребляется на правах печати или герба. Появление такого изображения спустя шесть лет после падения Константинополя (1453) может рассматриваться как подчеркнутый символ духовной преемственности византийского наследия.

Укрепление династических связей княжеского дома продолжалось. Дочь князя Исаака — Мария стала женой Стефана III Великого воеводы, господаря Молдавского, который оказывал упорное сопротивление турецкой экспансии. Посредством брака с Марией, чья семья была в родстве с Палеологами и Трапезундскими Комнинами, Стефан Великий, как считают румынские историки, мог претендовать на византийский трон в случае, если бы ему удалось нанести туркам поражение и изгнать их из Европы^[153]. Энергичные усилия молдавского князя по созданию антитурецкой коалиции подогревались не только надеждами на то, что он сможет сыграть в ней ведущую роль. Согласно представлениям того времени, династический брак с Марией Мангупской — «Палеологиней», как ее величали, — в особенности после падения Константинополя обеспечивал ему особые права на византийский престол как защитнику православия.

Торжественный приезд Марии в Молдавию в сопровождении брата Александра в сентябре 1472 года отмечен в хрониках. Судьба ее сложилась печально. На третий год ее замужества обрушилось, как гром, страшное известие о падении Каффы, о захвате турками после жестокой осады Феодоро-Мангупа и гибели ее родных. После этого Стефан утратил надежду на то, что он когда-нибудь станет владеть Феодоро. Несчастная Мария, княжна Мангупская, скончалась в 1477 году в возрасте 27 лет. Перед смертью она одарила свою новую родину замечательным шедевром, который сохранился до наших дней в монастыре Путна, где находится ее гробница: это собственноручно вышитая ею шелковой нитью и жемчугом по красному шелку погребальная пелена. На ней в фас представлен портрет княгини в византийском парадном одеянии, в окружении символических знаков царственного достоинства. Самыми важными являются размещенные по углам пелены монограммы Палеологов и Асанов и дважды — двуглавого орла^[154]. Сохранился и другой дар благочестивой Марии — икона Божией Матери, подаренная монастырю Григориат на Афоне и сохранившаяся до наших дней. Особый интерес для нас представляет надпись на прикрепленной к иконе серебряной пластине с молитвой и титулатурой дарительницы — «господарыни Молдовлахии Марии Палеологини, супруги господаря Стефана Великого». Эта чтимая икона прославилась тем, что она дважды во время разрушительных пожаров, находясь в страшном пламени, осталась невредимою^[155].

Так сохранились за пределами Таврики два шедевра, свидетельствующие как о высоком искусстве, процветавшем в княжестве Феодоро, так и о его тесных династических связях. Согласно сохранившимся русским документам, в 1472–1473 годах велись переговоры о женитьбе сына Ивана III на мангупской княжне, дочери князя Исаака. Это было время активных союзнических отношений с крымским ханом Менгли-Гиреем и начало контактов с княжеством Феодоро. В свете рассуждений того времени династический брак сына Ивана III с феодоритской княжной закреплял бы право претендовать на еще реально сохранявший независимость осколок византийского наследства. Подобными же рассуждениями руководствовался и молдавский господарь, воевода Стефан Великий, беря в жены феодоритку Марию Мангупскую — «Палеологиню». Волею судеб они оказались в союзе и родстве через дочь Стефана Елену Стефановну Молдавскую, ставшую женой сына Ивана III.

Родство с византийскими принцессами символизировало преемственность Византийской империи и «святой Руси», отныне становившейся хранительницей православия и империи. Невесту Ивана III Софью Палеолог, племянницу последнего византийского императора, советники князя и он сам рассматривали как «отрасль царственного древа, коего сень покоила некогда все христианство православное, неразделенное»; говорили, «что сей благословенный союз, напоминая Владимиров (брак князя Владимира с царевной Анной, сестрой византийских императоров, и крещение Руси в 988 г.) сделает Москву как бы новою Византиею, и даст монархам нашим права императоров греческих»^[156]. Историк В. О. Ключевский назвал этот брак «политической демонстрацией», которой заявляли всему свету, что царевна и наследница павшего византийского дома перенесла его державные права в Москву как в новый Царьград, где и разделяет их со своим законным супругом»