Сакральные древности Крыма. Мифы, легенды, символы, имена и их отражение в искусстве - [59]

Образ Древа мирового является в сказочной поэзии Пушкина трижды: это уже упомянутый дуб на острове; затем в знаменитом стихотворении, через которое поколения российских детей приобщаются к поэзии, — «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Древо мировое проходит через все три зоны мирозданья; его возможности образно-символически могут быть продемонстрированы через посредство зверька, который может взбираться по стволу вверх и спускаться вниз — горностая, белки, кота и т. д. Сказочный Кот — это символический зверек, который, взобравшись по Древу, может побывать во всех трех мирах: поэтому-то он — «кот ученый», знающий множество сказок и песен. И, наконец, одно из чудес, которым гордится князь Гвидон, счастливо царствующий на острове: «Ель растет перед дворцом, а под ней — хрустальный дом: белка там живет ручная, да чудесница какая! Белка песенки поет, да орешки все грызет, а орешки не простые, в них скорлупки золотые, ядра — чистый изумруд». Белка — тот же зверек, который может взбираться по дереву, — «древу мировому», попадая при этом во все три мира: поэтому она — «чудесница», живущая в «хрустальном доме» и разгрызающая золотые орехи с изумрудом внутри (образ мудрости).

Дева-Лебедь

Но кто же Царевна-Лебедь? Этот образ может быть разобран символически на нескольких уровнях. Сказка, сказочные образы, согласно исследованиям Проппа, «сохранили не только следы представлений о смерти, но и следы некогда распространенного обряда посвящения юношества до наступления половой зрелости»^[144]. В простых «возрастных» инициациях герой, пройдя ряд испытаний, получает право жениться, находит невесту. Но на высшем, мистериальном уровне, это — мистериальный брак, олицетворяемый союзом с «божественной» женщиной.

Это брак с Иштар, о котором упоминается в вавилонских сказаниях о Гильгамеше и Саргоне, это брак с «Белой богиней» кельтов, некогда означавший жертвоприношение героя, а в средние века перелившийся в культ «прекрасной дамы», недоступной возлюбленной. Так и Ахилл получает в жены обожествленных Ифигению, Елену или Медею (отметим, что каждая из них была богиней в догреческих культах). В древней Индии это — божественная Шакти, женская ипостась или «сила» бога.

Символический брак — это восстановление целостной природы неофита. Согласно мифу, изложенному Платоном, человеческое существо, изначально андрогинное, было «рассечено» по воле Зевса на две половинки, и с тех пор поиск родственной половины, родной души, стал поэтическим символом любви и брака. В эзотерических учениях существовала более усложненная точка зрения. Согласно ей, в человеке потенциально присутствуют оба начала — мужское и женское. Однако одно из них подавлено, и потому человек предстает односторонним существом, соответственно — представителем того или иного пола. Мистериальное посвящение пробуждает и восстанавливает в неофите изначальную целостность, символизируемую мистическим браком обеих его половин — мужской и женской. Один из известных образов — «Химическая свадьба», алхимический трактат розенкрейцеров. Это означает также обретение божественной мудрости, невиданных возможностей и способностей.

Божественной супругой князя Гвидона становится прекрасная Царевна-Лебедь. Образ Лебедя устойчиво связан с северными странами — легендарной Гипербореей и Скифией. Аполлон Гиперборейский появлялся из северных стран на лебединой упряжке. Вергилий в «Энеиде» описывает вождя славянского племени венетов Купавона, шлем которого украшен лебедиными перьями в честь отца его Кикна — Лебедя. Герой древнегерманских сказаний — «король-лебедь» Лоэнгрин — прибывает из неведомых стран в Германию верхом на лебеде. Эсхил упоминает мифических северных дев-горгон с «лебедиными шеями». Он называет амазонок «лебеди». «Лебединые девы» в славянской мифологии — дочери Океан-моря. Отец братьев — основателей Киева Кия, Щека и Хорива звался Орий, Арий, а сестра — Лыбедь, давшая свое имя реке. Танец, подражающий движению плывущего лебедя, сохранился до наших дней.

Во «Влесовой книге», во многом раскрывающей смысл древних названий, часто упоминается «Птица-матерь Сва». Простейшее сопоставление со словами, обозначающими лебедя в ирландском, английском и немецком языках (swan, schwan) подтверждает, что это не что иное, как лебедь (учтем такую особенность русского языка, как отсечение последнего согласного — «Дажьбо» «вместо «Дажьбог», «спасибо» вместо «спасибог» и т. д.). У женского божества естественно предположить служительниц, которые могли именоваться дева-лебедь, лебедушка. Подобные союзы сохранялись у древних греков: группы участников религиозного культа носили имя какого-либо животного, связанного с божеством. Само по себе это является пережитком отдаленного прошлого, когда само божество мыслилось в зверином или птичьем образе, позднее же животное стало его спутником или атрибутом — змея и сова Афины, кони Посейдона, быки Диониса и т. д. Участницы празднества Артемиды Бравронской рядились медведицами, и т. д. «Такого рода сакральные прозвища зооморфического характера, — замечает И. Толстой, — часто, но не всегда могут служить указанием на старинные представления о божестве, мыслившемся в зверином образе. Элемент ряжения необходимо сопутствовал культу таких божеств; рядясь определенным животным, верующий уподоблялся богу, принимая на себя личину его: в момент священного маскарада поклонники бога становились сами подобиями его, принимая вместе с обличием божества его звериное имя»