Сакалиба - [8]
посвящены событиям тех времен и основаны на более ранних источниках. Сравнение их с
фрагментами 2-6 позволяет сделать некоторые наблюдения относительно хронологии
интересующей нас проблемы. Мы видим, что в IX - первых десятилетиях XI в. слово
саклаби еще не утратило своего этнического смысла; с другой стороны, к концу XI -
началу XII в. трансформация этого понятия заметна уже вполне отчетливо. Для конца XI в.
у нас есть и первый пример того, что человека именовали саклаби именно потому, что он
был евнухом. Ибн 'Изари (конец XIII - начало XIV в.) называет саклаби евнуха
Мубашшира, правившего на Балеарских островах в 1093-1114 гг. [263, с. 239]". Из других
источников, однако, мы узнаем, что Мубашшир происходил из поселения Кал'ат Химйар в
окрестностях Лериды; еще ребенком попал он в плен к каталонцам, которые оскопили
его19. В данном случае, конечно, слово саклаби не может иметь иного значения кроме
<евнух>20. В то же время, трансформация понятия саклаби произошла, разумеется, не в
одночасье, а постепенно. Из приведенных выше слов Ибн Макки (фрагмент 2) можно
заключить, что название саклаби применялось к чернокожим евнухам уже в конце XI -
начале XII в., однако иные мысли вызывает одно высказывание его современника Ибн ал-
Лаббаны (ум. в 1113 г.), придворного поэта, который сначала восхвалял 'аббадидского
правителя Севильи ал-Му'тамида (1069-1091), а когда тот был свергнут альморавидами, стал воспевать упомянутого выше Мубашшира. Когда ал-Му'тамид, отправленный
альморавидами в ссылку, умер в 1095 г. в Агмате, Ибн ал-Лаббана с удивлением заметил
(высказавшись рифмованной прозой), что его бывшего господина на похоронах именовали
просто <чужеземцем> <...после великолепия его власти, обширности владений, многочисленности его сакалиба и чернокожих слуг и его величия>21. Фрагмент ясно
показывает, что поэт не зачислял чернокожих слуг в сакалиба, т.е. в конце XI в. это еще не
стало общепринятым. Точно так же невозможно отождествлять понятия саклаби и
<евнух> в воспоминаниях современника Ибн ал-Лаббаны и ал-Му'тамида последнего
зиридского правителя Гранады 'Абдуллаха (1073-1090), также свергнутого альморавидами.
Описывая обстановку в Гранаде накануне сдачи города вождю альморавидов
Йусуфу Ибн Ташфину (сентябрь 1090 г.), 'Абдуллах подробно останавливается на
отношении к предстоящей капитуляции различных социальных и придворных групп. При
этом он упоминает и о слугах-гакшш-ба, которых ставит в один ряд с рабами-инородцами
('абид а'ладж), а не с упомянутыми втом же фрагменте дворцовыми евнухами [145, с. 151].
Можно предположить, что процесс трансформации понятия саклаби, начавшись во второй
половине XI в., развивался постепенно и завершился к середине следующего столетия.
Тогда-то и появилось высказывание аз-Зухри, обозначенное выше как фрагмент 3.
Какие мысли навевает такая хронология? С одной стороны, весьма интересной в этой
связи была бы параллель с греческим языком, где слово окА.а[ОД начинает приобретать
значение <раб> тоже со второй половины XI в.22 Было бы, наверное, бездоказательно
усматривать в этих двух явлениях взаимосвязь, но небезынтересно отметить, что надпись, на которую ссылается Х.Кепштайн, происходит с юга Италии, тогда как Ибн Макки,
первый арабский автор, указавший на изменение значения слова саклаби, писал в конце XI
- начале XII в. на Сицилии. Но хронология приводит и к еще одному интересному
наблюдению. Как мы увидим далее, после 30-х годов XI в. число упоминаний о сакалиба
резко сокращается. Логично поставить вопрос, не произошло ли изменение значения
понятия саклаби тогда, когда самих сакалиба в мусульманском мире уже почти не стало. В
это время слово сакалиба, чтобы продолжать оставаться в употреблении, должно было
изменить свое значение, что и произошло: в эту категорию стали включать всех, в том
числе и чернокожих евнухов. Вместе с тем нет впечатления, что происшедшая перемена
действительно приобрела всеобщий характер. Хотя расширение значения понятия
сакалиба должно было выразиться в его применении к большему, чем раньше, числу
людей, упоминания о сакалиба в источниках стали до крайности редкими; употреблялись
понятия хадим, хаси и т.д. В толковых словарях арабского языка слово саклаби по-
прежнему интерпретировалось как <выходец из народа сакалиба>, а не как <евнух> [267, т. 6, с. 298; 307, т. 1, с. 82]; так же оно толкуется и в справочниках по нисбам [249, т. 2, с.
58; 195, с. 161]. Изменение коснулось, по всей вероятности, разговорного языка, о котором
писали Ибн Макки и Ибн Хишам ал-Лахми, причем, если судить по приведенным выше
фрагментам, прежде всего на западе мусульманского мира.
Установив приблизительно хронологическую границу трансформации понятия сакалиба -
начиная со второй половины XI в., - мы вправе задаться вопросом, какое значение имело
слово саклаби применительно к невольнику до этого времени, кем были спути-сакалиба, упоминаемые в источниках. По-видимому, это были слуги, но особой категории,
своеобразие которых заключалось в их происхождении. Значение чисто социальной
категории слово сакалиба пока еще не имело. Известно лишь несколько случаев, когда

Монография представляет собой очерк ряда ярких и одновременно слабо изученных эпизодов многовековой истории Арабского Востока. При том, что на страницах монографии дана широкая панорама истории арабов в эпоху Античности, Средние века и Новое время, основным центром притяжения авторского внимания является проблема пространств в арабо-мусульманской истории. Как воспринимали арабов античные авторы и что мы знаем о структуре, перемещениях и свершениях арабских племён доисламской поры, как описывали арабские авторы земли, лежавшие за пределами Дар ал-ислам, и как воспринимали пришедших оттуда чужаков, как в арабской географической литературе сочетались реальные знания и мифологизированные представления, как сосуществовали номадическое и городское пространства на мусульманском Западе и как структурировалось пространство мечетей ал-Андалуса, как выстраивались социальные и смысловые пространства арабского мира в позднее Средневековье и в Новое время — все эти вопросы рассматриваются авторами монографии на материале конкретных исторических казусов.

Настоящая работа представляет собой попытку реконструкции истории государства Лахмидов, существовавшего в период со второй половины III по начало VII вв. в юго-западной части современного Ирака. Правители Лахмидской династии обладали властью над рядом арабских племен, в том числе и живших в Аравии, но в то же время подчинялись царям Сасанидской державы и служили им как наместники. В работе представлена политическая история Лахмидского государства, сделаны наблюдения и обобщения относительно его развития.

сакалиба исламской литературы — бывшие воины славянских контингентов византийских армий, перешедшие в ходе боев в Малой Азии на сторону мусульман, а также невольники славянского происхождения, привезенные на Восток из славяно-германского региона, Чехии, русских земель, с Балкан. Каждая из этих групп имеет свою историю. Предпринятое в работе комплексное изучение средневековых восточных и западных материалов дало возможность установить общие закономерности истории сакалиба, а также сделать ряд наблюдений относительно истории исламского мира, Европы, Руси.

В книге содержится краткое изложение взглядов современных украинских ученых на национальный исторический процесс. С учетом последних достижений отечественной и мировой исторической науки воспроизводится широкая панорама исторического прошлого украинского народа. В центре внимания авторского коллектива находятся преимущественно вопросы политической истории. Вместе с тем достаточно полно освещены также вопросы социально-экономической истории, культурного и этнонационального развития. Авторами очерков являются ведущие историки Украины — члены украинской части Совместной украинско-российской комиссии историков при НАН Украины и РАН.

Цитата из Михаила Кузмина, вынесенная в заголовок, на первый взгляд совершенно неприложима к советской интимной культуре. Она как раз требовала чего-то большего, чем любовь, редуцируя само чувство к величине бесконечно малой. Соцреализм в классическом варианте свел любовный сюжет к минималистской схеме. Любовному сюжету в романе или фильме отводилась по преимуществу роль аккомпанирующая, а его типология разнообразием не отличалась.Томление страсти, иррациональность, эротика, все атрибуты «чувства нежного» практически отсутствовали в его советском варианте, так что зарубежные наблюдатели зачастую отказывались считать эту странную страсть любовью.

Удельная – район необычный и притягательный и истории здесь не меньше, чем в центральной части города, на Невском проспекте, или Дворцовой набережной... Эта книга для старожилов, которые смогут с ее помощью окунуться в мир своего детства. Она и для тех, кто живет в Удельной уже много лет, но не знаком с богатой историей этого исторического места. И для тех, кто приехал сюда совсем недавно или ненадолго. Каждый найдет на этих страницах что-то интересное для себя и почувствует душу этих мест.

Такое специфическое и неоднозначное явление как доносительство было известно с библейских времён и дошло до наших дней. Доносы часто приводили к трагическим последствиям, и это сформировало в обществе негативный образ доносчик!.. В новой книге В.Д. Игнатова изложены история, типология и проявления доносительства на разных этапах развития государства. Показаны причины, особенности и последствия доносительства в постреволюционной России и СССР.

Книга рассказывает о современном израильском поселенчестве, о его истории и современном состоянии. Особое внимание автор, израильский исследователь доктор Велвл Чернин, родившийся в Москве и окончивший кафедру этнографии истфака МГУ, уделил роли русскоязычных евреев в израильском поселенческом движении.

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Однако любой историк в своих исследованиях обращается к альтернативной истории, когда дает оценку описываемым персонажам или событиям, реконструирует последствия исторических решений, поступков, событий, образующих альтернативу произошедшему в реальности. Тем не менее, всерьез заниматься альтернативной историей рискуют немногие серьезные историки.И все же, отечественная история предлагает богатейший материал для альтернативных исследований, ведь даже само возникновение нашего государства на бедных и холодных равнинах северо-востока Европы, да еще и с центром в ничем не примечательном городке, выглядит результатом невероятного нагромождения случайностей.