Сахалинские каторжанки - [5]

— А ты тоже будешь так орать?

— Не, я не буду. Дядя Коля — бригадир, ему и рупор в рот. А я — нет.

— А кто ты?

— Я? Богатырь! Не видишь что ли?

— Вижу. А кто такой богатырь?

— Это тот, кто и ухом не поведёт, даже если Инна Ивановна на него насерет.

— Я уже большая.

— Ой ли? Ну тогда слезай, а то у богатыря сейчас горб отвалится.

Внизу стоять скучно, и через пять минут я снова сижу на могучей шее и тереблю родную рыжую голову. А вокруг:

— Ура! Ура! Ура!

И дядя Коля в президиуме. Хорошо! Светло как-то. Жить хочется.

Свиристелка

Ах ты, Инна, Инна, Инна, донька свиристелка, у тебя под носом маленька капелка. А кого ты любишь, Инна?

«Папу, маму, лето, зиму. А ещё люблю блины, кошку Маньку. Комары надоели шибко мне! У нас колодец есть, на дне тина, глина, грязь. Мне говорят: туда не лазь! Я и не полезла, там неинтересно. Мне интересен огород, там кузнечище живёт зелёный и огромный, к летячке неподъёмный, только прыг да скок. А однажды на порог принесла кошка его, кузнечищу одного и знаете, сожрала! Чего ей не хватало? Молоко есть, мясо, суп. Жри и ешь, свой нос не суй в наш семейный огород! Не семья же кошка. Вот.»

Ах ты, Инна, Инна, Инна, мелка свиристелка, у тебя на личике маленька сопелка! Ты поешь, попей, поспи. И иди, иди, иди в свой любимый огород, там царь Горох в кустах живёт, съешь его противного, очень агрессивного! А как вырастешь большая, то, наверное, поймешь: каждый жрёт то, что живёт. Вот.

Свинка

При вирусном эпидемическом паротите слюнные железы опухают, из-за чего щёки и шея отекают, лицо становится похожим на откормленную чушку, поэтому болезнь называют свинкой. И вот я ей заболела, в садик не хожу, сижу дома на ворсистом ковре и играю с игрушками. Заходит отец:

— А что тут делает моя свинка-сахалинка?

Надуваю губы, очень неуютно чувствовать себя свиньёй. Смотрю на своё тело, а оно розовое, перевожу взгляд на руки, а вместо кистей копыта. Тут же впадаю в депрессию. В комнату залетает мать с половником, деловито трогает мой лоб рукой:

— Ну как себя чувствует моя свинка-сахалинка?

Чувствую, что у меня сзади отрастает лысый крючковатый хвостик. И уже не хочу играть, а иду, ложусь на диван, натягиваю на себя плед. Но задремать не удаётся, шумно, бойко в наш дом врываются гости — Каргаполовы:

— Приветик, свинка-сахалинка, ну каково это болеть не болея?

Тётя Нина медсестра, она знает, что в большинстве случаев паротит протекает бессимптомно. Я вся в слезах:

— Не хочу быть свиньёй, они меня скоро в сарай к хряку Борьке подсадят, — киваю на родителей.

Дядя Коля удивлённо поднял на моего отца свои шахтово-производственные брови, взял сына на руки и посадил на диван рядом с болезненной:

— Ты, сват, это, не дури! Есть для вашей свиньи хряк — наш Толянчик.

Теперь оба ребёнка заревели. Толик в этот момент тоже болел свинкой и натерпелся уже всякого. Но взрослым не до тонкоранимых душ отпрысков, они организовывали застолье и напевали русскую народную песню:

«Намедни я на танцы отпросилась,

а дед Егор покрасил свой забор,

вчерась у нас свинья опоросилась,

а мы с тобой в разлуке до сих пор.»

Зайкин хлеб и чага

Отец любил шастать по лесу! Но когда он шлялся там один, без мамы, без меня, то бог его карал: не давал ни ягод, ни грибов. Так и возвращался наш Ванечка с полупустой корзинкой, а в ней всего лишь несколько чёрных булыжников. Так он ещё и радовался, как дурачок:

— Смотри, Валь, сколько я на этот раз берёзовой чаги приволок! Ставь самовар, будем чаи гонять.

Самовар у нас электрический, пять минут и нагрелся. Отец откалывает от жутких камней кусочки и кидает их в заварник, а потом ещё и пьёт эту жуть. Вкусно ему, видите ли! Не взял ребёнка в лес, хохочет теперь. Ну хохочи!

Видя моё недовольство, отец достаёт из корзины остатки своего тормозка: пару кусочков хлеба и две-три конфетки.

— На, дочь, это тебе зайка передал!

— Зайка?

— Зайка, зайка, самый что ни на есть настоящий!

— А откуда он про меня знает?

— Так я же по кусточкам шнырял, он меня и заприметил. «Садись, — говорит. — Поговорим!» Ну и поговорили. Я ему рассказал, какая у меня растёт дочка послушная и работящая.

— Таки и работящая? — недоверчиво переспрашиваю я.

— Ну да. Зайке это понравилось, он поскакал и принёс тебе хлебца да конфеток.

Зайкин хлеб я съела, как манну небесную, запила сладкой чагой:

— Пап, а что такое чага?

— Если берёзка болеет, то на ней поселяется трутовый гриб. Он разрастается и губит деревце окончательно. Вот он!

Батя весело машет чагой перед моим носом. Я выплёвываю чай:

— Плохой гриб, плохой!

С этих пор отец всегда приносил мне из леса зайкины гостинцы. А бог, не смотря на это, продолжал его наказывать, подкладывая в корзинку чёрные угольки вместо грибов и ягод.

Летняя кухня — теремок

— Терем, терем, теремок, он ни низок, ни высок! — читает мне на ночь сказку мамка.

Ну как читает? Наизусть рассказывает, у неё за долгие годы работы в детских яслях, поди уж и мозоль на языке от этой байки.

— Мам, а я знаю где теремок стоит.

— Где?

— Это наша летняя кухня!

А летняя кухня у Зубковых — это прямо такой домик, домик, домик! Квадратный, из лёгких досочек срублен, с наклонной крышей, большие окна со всех сторон, а внутри печка-каменка, железная кровать, два стола и блестящий электрический самовар со смешным носиком, и с фигурным ключиком на нём.