Маша в хрущёвскую оттепель

Маша в хрущёвскую оттепель

О том, как Маша замуж выходила

Собралась Маша замуж: прибралась, настирала, наготовила, села, сижу, жду мужа с работы… Не идёт.

Заходит мама: «Чего сидишь?»

– Вот замуж собралась: прибралась, настирала, наготовила, сижу, жду мужа с работы… Не идёт!

«Долго же тебе сидеть придется!»

– Чего так?

«А свадьба была?»

– Не было.

«Надо свадьбу играть.»

Ведь постирала я все платья! – заплакала Маша, сидит, ревёт.

Входит папа: «Что за драка без войска?»

«Замуж мы выходить собрались, а платья все перестираны,» – вздохнула мама.

«Непорядок! – нахмурился папа. – Платья через час просохнут, а где жениха живым брать будем?»

– Папулечка, видно тебе придётся! – обрадовалась Мария, – Больше некому!

«Оказывается, ты дочь, хочешь, чтоб я прямо сейчас с твоей матерью развёлся?»

– Нет!!! – зарыдала девочка горько, горько.

«Дурочка моя! – отец взял малышку на руки, – Придётся тебе подождать ещё лет 18 или идти замуж за кота!»

Ну, Маша взяла кота на руки и пошла его наряжать. А платья… Да бог с этими платьями, просохнут!

Маша и дед Мороз

Собралась, значит, Маша в лес по грибы. Хорошо собралась: надела шапку ушанку, шубу, валенки на калошах, корзину взяла большущую и пошла. Шла, шла да и заблудилась. Заблудилась, плачет! А вокруг ёлки, ели, снег и снежинки – холодно!

Вдруг, откуда ни возьмись, подходит к ней Дед Мороз и спрашивает: «Чего, красавица, плачешь?»

– Заблудилась я, дедушка; а ведь дел то совсем ничего было: пошла в лес по грибы да по ягоды.

«Кто ж по грибы зимой ходит, дурочка?»

Оглянулась Маша по сторонам, пожала плечами:

– Не знаю кто ходит. Я, наверное.

«Ну и чего ты хочешь теперь: домой или грибов?»

– И грибов, и ягод, а потом домой; я ведь девушка запасливая!

Вздохнул дед Мороз, развёл руками и исчез.

И вдруг всё преобразилось: снега растаяли, дерева зазеленели, поляна травой зашуршала. А на полянке самовар стоит – боками блестит глянцевыми. Маша распарилась от жары, одёжку поскидывала, развеселилась!

Так вот, раздула Маша самовар, села на травку, чай пьёт. А самовар весь баранками утыкан мягкими поджаристыми. Хорошо стало Маше, тепло. Напилась она, наелась, встала, оглянулась: грибов вокруг полно и красной ягодой мурава утыкана. Набрала Машенька полную корзинищу и того, и другого!

Домой пошла, самовар подмышку прихватила и шубку, шапку, валенки не забыла. Идёт домой, песни поёт – своя ноша не тянет! И тропинка как то сразу нашлась. Вон он – дом родной.

А дома люд больной: все ревут да плачут.

– Чего слёзы льёте? – спрашивает родных девонька.

Родня слёзы лить перестала, все кинулись маленькую обнимать, целовать, приговаривать:

– Дочечка наша милая, доченька наша любимая, мы ж тебя полгода назад как схоронили; где ты была, ненаглядная наша?

– Да я, вроде, вчерась по грибы, по ягоды в лес пошла. Январь был, тринадцатое число.

– Ах ты, дурочка, кто ж в январе по грибы, по ягоды ходит? – мама и папа сказали.

Ну вот и стол уже накрыли, гостей созвали. И сели все чай пить из самовара нового, да с баранками поджаристыми. А дедушка с бабушкой у Маши совсем старенькие были, они и сами не знали чему больше радовались: внучке с войны вернувшейся или самовару новому медному, блестящему.

О том, как дед Машу в лес увозил

Подросла Маша немножко. Кушать стала больше среднего. Накладно это деду показалось. Одел он внучку, обул, на санки посадил и в лес повёз. Завёз дед Машу в глубокую чащу. Бросил так (хотел к ёлочке привязать, да передумал) и поехал домой.

Сидела Маша в санях, сидела – замёрзла вся. Хотела кричать, но некому – лес кругом.

Вдруг выскакивает волчище и говорит: «Чего глаза пучишь, в брюхо хочешь?»

– Не хочу я в твоё брюхо, противный, отвези меня к папе с мамой!

«Я жрать хочу, а не в санях бегать; застрелит меня твой батяня, как пить дать, застрелит!»

– За дочь не застрелит, а накормит; дурак ты, волк!

Волк подумал, подумал и (как то странно, но) согласился: «Ну ладно, запрягай меня, дочь отцовская!»

Накинула Маша на волчью шею верёвочку и поехали они. Даже дорогу не пришлось показывать, волчище сам ее чуял.

Доволок волк Машу до дома отеческого и сдал в руки отцу с матерью. Обрадовались родители, Машу обнимают!

А батя как то недобро всё на волка поглядывал, а потом как закричит: – Барбос, родной мой!

Волк и бросился на отца. Мать в крик! Глядь, а они не грызутся, а обнимаются: волк то оказался старым дедовским псом Барбосом, которого дедуля наш лет десять назад отвёз в лес (тот тоже, видимо, жрал много).

На радостях решили больше никогда не пускать Машу и псину во двор к деду, а то ведь мало ли чего: года длиннее – ум короче.

А ещё побежала мать машина на родительский двор проверять не увёз ли дед в лес бабку? А то с него, с дурака старого, станется!

О том, как Маша подросла и родному деду отомстила

Прошло два, три, а может и все пять лет. Выросла Маша большая-пребольшая, стала ни с того, ни с сего о прошлом задумываться. И поняла, что дед у неё – говно! И причём уже давно. Думала Маша, думала: как же деду отомстить? И придумала. Вспомнила она самовар глянцевый медный, дедом Морозом ей подаренный, на который дед с бабкой позарились и себе оттяпали.